Да, откладывать больше нельзя. Оставался единственный выход – ехать к Кондрашкиной и упрашивать ее взять все в свои руки, или хотя бы «вырвать» у нее полезный совет.

Трясогузов еще раз посмотрел на больного Штукка и выехал из комнаты.

Он помчался прямиком к Маргарите, благо, что рабочий день у нее вот-вот начнется. По дороге в ее кабинет он вдруг подумал, что надобность в спутниковом телефоне, как, собственно, и в самом Илье Семеновиче Бесфамильном, может легко отпасть – Маргарита сама умела управляться с этими кубиками, и поэтому проблема с поиском «нужного» человека может решиться сама собой. Вот только теперь надо было ее уговорить подняться в мужскую комнату отдыха, а это не так-то просто, учитывая загруженность Маргариты на смене.

Трясогузов не терял оптимизма – более того, он настолько уверился в необходимых знаниях Кондрашкиной, что считал проблему со здоровьем Штукка уже решенной. Он аж подпрыгнул в своем кресле, вернее, попытался это сделать, правда, ничего не вышло.

За пятнадцать минут он доехал до ее кабинета. Маргарита была на месте, вот только выглядела она так, словно ее всю ночь били палками и таскали за волосы по асфальту: синие круги под глазами, сгорбленная спина, дрожащие руки, когда она опиралась на стол, выслушивая просьбу Трясогузова.

– Вот что, товарищ Трясогузов, – ответила она, – я вам, конечно же, помогу, но именно сейчас у меня нет свободного времени.

– Да ладно вам, Маргарита Павловна: Штукк не может больше обходиться без медицинской помощи, а идти к Могильному я ему запретил… Точнее, запрещу, когда он еще раз о нем обмолвится.

– К Могильному? – вскинула брови Кондрашкина, и на ее лице отразилась брезгливость, будто она дотронулась до чего-то мерзкого.

– Именно что! – ответил толстяк. – Я тогда сразу понял, что Малыш, то есть Демидов, дал Ральфу такой совет специально, и вы знаете…

– Какой еще совет? – спросила Маргарита, перебив толстяка.

– Ну, чтобы Ральф сходил к Могильному по поводу своих легких.

– А тот сразу и согласился, так?

– Ну, да, – кивнул Трясогузов, – а куда ему деваться: вы бы видели, в каком состоянии он сейчас находится – вы бы ахнули.

– Предположим, я ко всему привыкла, – сразу ответила она, дав понять, что ее не так легко напугать, – но ваш случай, особенно если учесть такого рода рекомендации Демидова… Вот же козлище какой: не ожидала я от него такой пакости! – прошипела она.

– Вы о чем?

– Да, так – не обращайте внимания. Скажите, а вот этот ваш друг, не мог когда-нибудь перейти дорогу Демидову?

Трясогузов пожал плечами:

– Понятия не имею, – ответил он, – если только однажды, когда Ральф в столовке так на него посмотрел после того, как я сказал, кто такой Демидов, и тот, наверное, это запомнил. А вообще, эта гнида… – Трясогузов оборвал себя на полуслове.

– Продолжайте, пожалуйста, – сказала Кондрашкина.

– Не стоит, Маргарита Павловна – это давняя история, которая не имеет к нашей проблеме никакого отношения. Когда-нибудь я вам всё расскажу, но сейчас, сами понимаете…

– Понимаю, – ответила Маргарита, – давайте тогда, уже пойдем к вашему Штукку и решим эту проблему.

– Да, да, пойдемте, – заторопился толстяк и первым выехал из кабинета.

Елена шла за этим странным человеком без имени, лицо которого видела всего лишь одну минуту, когда он говорил с нею там, в госпитале. Что он ей сказал, она не могла вспомнить, но что-то внутри нее приказывало идти за ним. И она пошла. Пошла послушно, не думая ни о чем другом, как только вырваться из этого страшного места, где ей было и плохо, и одиноко, и, самое главное, она была там, как подопытная, которой вкалывали разную дрянь, заставляя потом делать кучу бесполезных упражнений, как велел хирург и его «дружок» Могильный. Может там был еще кто-то из врачей, вспомнить она этого не могла, но чутье ей подсказывало, что в госпитале находился целый «коллектив» этих садистов.