Она совсем запуталась, да еще и Елене надо что-то сказать, а это всё равно, что просто убить молодую девчонку, не дав ей шанса побыть матерью.

– Да пошел ты к черту! – сказала Маргарита, когда старательно укладывала свое одеяло.

– Ты что-то сказала? – спросила соседка по комнате.

– Нет, это я так – в сердцах, – ответила Маргарита, – вспомнила кое-что.

– Не поделишься?

– Не хочу. Потом как-нибудь, – ответила Маргарита женщине, которую мало знала. Она не привыкла изливать душу перед первыми встречными, хотя с этой соседкой делила комнату пять или шесть лет.

– Ну, смотри, подруга, а то, может быть, пригодились бы друг дружке в трудные времена, – сказала та.

Маргарита искоса на нее глянула, но ничего не ответила: трудные времена уже наступили, только мало, кто об этом знает.

Женщина ушла. Маргарита не знала ее имени и, честно говоря, не старалась узнать, но что-то в ней скрывалось пугающее. Маргарита, как ни старалась, не могла определить, отчего возник тот внутренний страх, когда та с ней заговорила. Кондрашкина не знала, также, где она работала, и это тоже вызывало некоторое смятение.

– Да что ж такое-то? – спросила она себя тихо, и боязливо оглянулась: не прислушивается ли кто еще к ее мыслям вслух.

Сейчас ее угнетало одно: нужно было поговорить с Коржиковой о ее беременности. И еще, она была категорически против настойчивого предложения Полозова об аборте, даже если это было и не его решением, а приказом сверху уговорить Маргариту сделать непоправимое.

– Я лучше сама всем вам аборт сделаю, – сказала она, мысленно обращаясь и к Полозову, и к неведомым начальникам, пытавшимся устроить на объекте настоящий ад. Она ярко себе представила, как вспарывает какому-то незнакомцу живот и при этом говорит, что от этой операции будет только польза. В этом незнакомце были и черты Полозова и всех заместителей сразу, потому что нельзя было определить «серого кардинала».

Кондрашкина редко рисовала в своем воображении кровавые картинки, но сегодня не сдержалась.

– Привет, Рит, – сказала Елена, неожиданно подошедшая сзади, когда Маргарита, причесывая волосы перед зеркалом, опустила в тот момент глаза, рассматривая свои старые малиновые тапочки.

Маргарита вздрогнула.

– Ты меня так напугала! – выдохнула она.

– Я? – удивленно подняла аккуратно выщипанные брови Коржикова.

– Ты, ты, – ответила Маргарита и рассмеялась, давая выход накопившимся за день эмоциям. Коржикова подхватила ее смех, но особой активности в нем не чувствовалось. Маргарита заметила какое-то беспокойство Елены, но предпочла дождаться, пока та сама раскроется.

– Как у меня дела, а, Маргош? – спросила Елена грустным голосом.

– Нормально у тебя дела, – ответила Кондрашкина, – а что тебя волнует?

– Даже не знаю, – пожала плечами Елена. – Мне все кажется, что я не имею права быть матерью, и что эта история с беременностью вообще не про меня – я не думала, что это происходит так неожиданно…

– Послушай, хорошая моя, – сказала Маргарита, и взяла в свою горячую руку ее холодную, как замороженная рыба, ладонь, – беременность – это всегда неожиданно, по крайней мере, в большинстве случаев. У тех, кто планирует ребенка, откладывает сроки, накупает кучу детских вещей, называя их «самым необходимым», как правило, детей не бывает. А вот когда всё происходит спонтанно, тогда – это самое оно и есть.

– Ты так думаешь?

– Да, я так думаю! – с уверенностью в голосе ответила Маргарита. – И тебе тоже советую так думать, а, прежде всего, не забивать голову всякой ерундой, что ты не годишься для материнства. Ты знаешь, что это ощущение может прийти и во время беременности, предположим, на середине срока, и даже во время кормления грудью?