– И много у тебя таких пунктов, Марго? – спросил он, откидываясь на спинку скамьи.

– Еще один, – ответила она спокойно. – Вторым пунктом будет просьба, точнее, требование, чтобы Елену, – в этот момент она показала глазами на Коржикову, любующуюся видами из восточного окна, – никто не трогал без моего ведома.

Он посмотрел, наконец, на худенькую девушку, улыбающуюся пролетавшим мимо чайкам, и сказал:

– Без твоего ведома ничего на этом объекте я делать не буду.

– Всё шутите, Константин Константинович?

Он улыбнулся:

– Что наша жизнь без шутки, Марго?

Он встал и подошел к северному окну, за которым, без всяких препятствий, в виде настроенных складов, небольших заводов и казарм, расстилался океан. Вдалеке, километрах в пяти от берега, стояли на рейде несколько серых кораблей, выполнявших оборонительные функции. Вдоль берега иногда проплывали сторожевые катера с подводными тепловизорами, нужных для обнаружения вражеских водолазов-диверсантов.

Морозов вздохнул – эту картину он наблюдал каждый день много лет подряд, когда сидел и работал в своем кабинете, или, глядя из набиравшего высоту вертолета, летевшего на другой остров по срочному вызову. Сколько диверсантов: пойманных, арестованных, допрашиваемых было на его памяти, знал только его личный секретарь – Скородумов, бывший верным слугой вот уже, как лет двадцать, или двадцать пять. Морозов не старался запоминать мелочей, связанных с его обслугой, тем более, что память человека имеет некоторые ограничения, о чем ему настойчиво твердили все могзгоправы, многих из которых давно не было в живых, и он, помня их рекомендации, не перегружал мозг ненужными данными…

Маргарита не хотела больше с ним говорить: одного намека на то, что ей нужно уединение, было достаточно. Однако он не уходил, продолжая стоять у окна, словно не понимая ни слов, ни намеков.

– Ну, что ж, – сказала, наконец, она, – пойду я, пожалуй: у меня и так было пятнадцать минут, которые я выторговала у вашего заместителя.

Морозов резко обернулся.

– Как ты сказала: выторговала?

Она пожала плечами:

– Ну, попросила, если вы так хотите – суть от этого не меняется.

Морозов закашлялся и отвернулся от нее. Через минуту, промокнув рот носовым платком, он сказал:

– Мне вот интересно, когда ты начала от меня скрывать опасную для жизни людей информацию? – спросил он, сверля ее холодными серыми глазами.

Маргарита, не выдержав этот взгляд, вдруг отвернулась. Морозов увидел, как дрогнула плавная линия ее плеч, а в следующую секунду до него донеслись звуки, которых он не слышал очень давно: она шмыгнула носом и вдохнула так, будто ей не хватало воздуха.

Он подошел к ней и ласково приобнял:

– Ты можешь мне рассказать всё, что здесь творится?

Она повернула к нему свое лицо: на глазах блестели слезы, и нос покраснел.

– То, что творится на объекте, должны знать ваши заместители, а не я.

– Очевидно, мои заместители не всё знают, – произнес он медленно, дав понять, что иногда и в их хорошо отлаженной системе бывают сбои. – Ты мне можешь сказать, в чем дело?

– Не могу я ничего объяснить, – ответила Маргарита, нервно потирая свое левое плечо.

– Почему? – он снова спросил ее, как ребенка, не понимавшего элементарных вещей.

– Потому что не знаю! – резко ответила она, и добавила, снова шмыгнув носом. – Я ничего уже не понимаю: либо за мной идет слежка, либо я схожу с ума… Но вывод один – кому-то очень нужно устроить тут нервозную обстановку, и пострадавшими будут простые люди, вроде меня, или Елены, – она вновь кивнула в сторону Коржиковой, которая с блаженной улыбкой наблюдала за ними: пожилой мужчина нежно обнимает за плечи молодую женщину, а та плачет и что-то ему рассказывает, прямо, как в мексиканской мелодраме…