Схватила другой рукой запястье Дины (та дёрнулась – не вывернуться) и вдруг неожиданно посильневшим, наполненным голосом стала звучно и торжественно произносить какие-то слова на неизвестном Дине языке, и свечной треск стал набирать мощи, звучать всё громче, пока не сравнялся по силе с наполненным голосом старухи, не стал эхом непонятных чужинских слов, и в них заворачивалось что-то такое огромное, важное и непонятное, о чём даже думать было больно, и Дина всё дёргала рукой, неловко склонившись над столом, и не могла перестать слушать непонятные слова, которые всё звучали и грохотали, которых она не понимала…

В очередной раз дёрнув рукой, Дина чуть не упала: старуха неожиданно её отпустила, словно все силы в ней закончились. Как-то сжалась-съёжилась за столом, обхватила свои плечи большими ладонями, сама сделавшись очень маленькой, несчастной и почти иссякшей, истаявшей, как догорающая свеча. Дина таращилась на неё и не понимала: то ли обругать безумную бабку, то ли вызвать ей скорую.

– Иди, – хрипло велела старуха. – Найди его, если сможешь, невзошедшее семя.

– Клешню тебе в тапки, – прошипела Дина себе под нос и решила, что раз у старухи хватает сил ругаться, то без скорой она, пожалуй, не помрёт.

Вышла из квартиры, по пути врубившись в вешалку, и с трудом удержалась, чтоб не шарахнуть дверью. Сунула Славке терминал, из которого победным флажком торчал чек, и заявила:

– С тебя кофе. Двойной. С корицей.

– И с десертом! – воскликнул обрадованный Славка. – Ты ещё любишь метакоржики с фейри-кремом?

– Обожаю. Но всё равно в следующий раз, когда я тебя увижу с этим коробом, сделаю вид, что мы не знакомы, так и знай!

Славка рассмеялся. Они обошли дом по широкой дуге, чтобы не проходить мимо старого общежития научников с табличкой «Объект временно не используется» и направились к пешеходному переходу – на другой стороне улицы сиял логотип сети «Кофеёк», оранжево-чёрная чашка с ассиметричными зёрнами-ушками.

(в которой трудно быть братом)

Тан

У подъезда носилась лисица – пасть в пене, глаза в кучу, на морде грязь, вокруг визг. Орёт женщина, держащая на руках левретку, басом ругается пышнобородый дворфер, оттаскивая подальше лабрадора, приговаривает «Ой мамочки» бессобачная девчонка-подросток. Останавливаются там-сям прохожие, пятятся от лисицы и одновременно вытягивают шеи, чтобы рассмотреть получше.

Ну что ты с ними будешь делать, а! Если видишь бешеное животное, то твой лучший план – немедленно увеличить расстояние между ним и собой, и желательно, чтобы оно включало пару-тройку закрытых дверей. Если, конечно, тебя не прельщают сорок наговорённых уколов в живот.

Тан знал, что современный курс вакцинации от бешенства – шесть обычных инъекций или пять наговорённых, но сейчас ему хотелось драматизировать.

Он решительно пошёл к лисе, вызвав рычательное дворферское «Куда полез, топор тебе в бочину?!» и девчачье «Ой, не надо!». Лиса прекратила шипеть и плеваться в пустоту, свела шалые глаза на Тане, оскалилась, зашипела, как змея, тявкнула по-собачьи и бросилась к нему – буро-рыжий прочерк зубастого безумия.

Тан поймал её на ботинок, как футбольный мяч. Короткий удар – захлопнулась пасть в пене, лиса перевернулась назад через голову и накрылась ногами, ещё один шаг – лиса вскочила, взлетела, впилась зубами в ловко подставленную «тракторную» подошву, ещё взмах и удар – и животное с перебитым хребтом доходит на земле, пуская кровавую пену из пасти.

В разлившейся тишине Тан услышал, как наверху что-то постукивает по стеклу. Поднял голову. В окно квартиры на третьем этаже бился серый стриж. Раз, другой, и казалось, он сейчас разобьёт голову о стекло – но открылась форточка, и птица исчезла в квартире.