Работаем с полудня до апокалипсиса Ирина Лазаренко
Пролог
Тан
Во Внуково их доставила авиакомпания Pegasus Airlines, обычнейшим рейсом Стамбул – Москва. Они прилетели без багажа – родители и двое взрослых детей, все поразительно непохожие друг на друга.
Мать из тех женщин, которых уже с подросткового возраста можно описать обидно-ёмким словом «тётка»: плотная, бесформенная, перевалистая с ноги на ногу, со скандальными складками вокруг губ и цепким, приметливым взглядом. Синее платье, длинное, в пол, из хорошей шерсти, никак не хотело гармонировать с хозяйкой и казалось снятым с совершенно другой женщины.
Определённо в качестве трофея.
Отец – мужчина лет пятидесяти, втиснувший крупное тело в тесноватые джинсы и кожаную куртку. Сильный, крепкий, но с нездоровой жёлтой кожей и мутновато-горячечным взглядом. Он впечатывал каждый свой шаг в пол с силой, словно всякий раз рассчитывал, что пол окажется чуть ниже. И прижимал правую руку к нагрудному карману куртки, в котором что-то копошилось.
Его сын всё косился на этот карман и мимовольно подбирался, точно готовился к прыжку.
Дочь – невероятно худая девица лет тридцати или чуть старше, так туго затянутая в леггинсы и плотную майку, что можно пересчитать все её позвонки и рёбра. Даже на груди. Волосы – буйство разноцветных афрокосичек, брови широкие и почти бесцветные, глаза большие, чёрные, чуточку раскосые. Высокие скулы, впалые щёки, крупный бледный рот – лицо голодное и при том отмеченное печатью сложноуловимой утончённости. Безостановочно вертя головой, девушка колола презрительным взглядом других девушек и женщин, людских и морянских, и придушенно-свистяще шептала: «Корова! Ещё одна корова!». Тёплая куртка, подготовленная для ноябрьской Москвы, была обвязана рукавами вокруг лямки объёмного рюкзака, который худосочная девица несла с удивительной лёгкостью и на который всё время натыкался её брат.
Девушка уколола взглядом очередную женщину, проносимую мимо пассажиропотоком, громко прошипела: «Ну и корова!», снова стала вертеть головой, сбившись с шага, а её брат в третий раз наткнулся на рюкзак. Не говоря ни слова, рванул лямку с плеча сестры, и та с ойканьем крутанулась вокруг собственной оси. Брат сунул ей рюкзак со спокойным «В руках неси, ага», получил в ответ недовольное: «Ну Та-ан!».
Тан не походил ни на мать, ни на отца, ни на старшую сестру. Длинный каскад красно-рыжих волос – подумать бы, что крашеных, слишком уж яркий цвет, да и кожа – не то загорелая, не то просто смугловатая, какой не бывает у рыжих. Но брови и ресницы у него рыже-бронзовые. Лицо притягательно не то бесшабашной весёлостью в красивых чертах, не то какой-то неясной угрозой – не злость, не агрессия, но неуловимая тревожащая мощь. В мочке левого уха две серёжки – коготки-гвоздики. В пластичности движений, которой нет у остального семейства, сквозит сдерживаемый напор, энергичность, полнота жизни.
Пока толпа пассажиров двигалась на паспортный контроль, мать семейства всё зыркала вокруг, точно примеряясь, с чего б затеять свару, а потом вдруг неожиданно ловко цапнула паспорт из кармана мужчины, которого несла мимо толпа. Тот ничего не заметил, а за ним в кильватере протащилась женщина с недовольно поджатыми губами. Мать семейства ухмыльнулась и вырвала из паспорта первую страницу.
Громко хихикнула её дочь, наклонила голову – буйство разноцветных афрокосичек, завозилась в поисках смартфона. Одобрительно гыгыкнул отец семейства, поскрёб затылок длинными ногтями с траурными «улыбками», в последний быстро огляделся вокруг и наконец вытащил из нагрудного кармана жилетки взъерошенного крысёнка в мокнущих язвочках.
– Па-ап, – простонал сын.
Тот осклабился.
– Чего ещё «пап»? Ты своё дело делай, сучёныш.
И бросил крысёнка на пол.
Рыжий вмиг перелепился лицом: ушла живость и бесшабашность, осталась сосредоточенность и… какая-то неумолимость. С рысьим проворством Тан скользнул меж людей – вправо, вперёд, ещё вправо, не глядя вниз, но двигаясь, как по нитке – и со звучным хрустом впечатал голову крысёнка в пол. На миг остановился, вызвав недовольное цоканье позади идущих и сбивая крысиные мозги с подошвы милитари-ботинка. Отец сумрачно зыркнул на сына, а тот вызывающе прищурил глаза – не понять, то ли серые, то ли сиреневые, и отвесил короткий издевательский поклон.
– Сделал.
Людской поток впереди замедлялся, растекался к стойкам паспортного контроля с указателем «Люди и моряне».
– Куда ты дел паспорт? – нёсся-метался над головами женский голос. – Почему ты вечно…
– Да хорош мне мозг сверлить! – взрыкнул мужской. – Он в кармане был!
– В кармане, ага!..
Мать семейства слушала, как вскипает свара, и довольно щурилась.
Часть 1. Ведьма
Глава 1
(в которой чудят даже мёртвые ведьмы)
Дина
Она пришла к пятиэтажной «сталинке» на улице Свердлова, потому что этот дом снился ей всю ночь. Во сне она привела к нему свою давно покойную бабушку и никак не могла найти вход, а из дома звучал и звучал манящий шёпот, переходящий почему-то в треск свечного пламени.
И вот теперь, наяву и не понимая зачем, Дина подходила к этой самой пятиэтажке, чуть поёживаясь: казалось, горгулья, охраняющая подъездный козырёк, примеряется, как бы прыгнуть прохожему на голову. Манящий шёпот и свечной треск звучали на грани слышимости, то ли наяву, то ли в воспоминании, по спине танцевали мурашки, а в городе властвовал ноябрь.
Бабушка звала его временем одиноких фонарей и страшных сказок.
Впервые в жизни Дина решила, что её сон должен что-то означать. И подумала, что становится похожей на свою мать: та считала, что вещие сны к ней приходят едва ли не по расписанию. Мать регулярно начинала сообщения словами «Ну ты ж мои сны знаешь…» и вываливала пространный пересказ очередного сна с толкованием, непременно предрекающим беду почему-то Дине.
Сны матери не значили ровным счётом ничего, все её предупреждения и предчувствия Дина игнорировала. А мать искренне считала, что унаследовала толику магической силы собственной матери-ведьмы, Дининой бабушки.
На самом деле ни ей, ни Дине никакая сила не передалась, но какие-нибудь ошмётки магических задатков – как знать.
Быть может, сегодня Дина впервые поняла мать, поскольку сон не отпускал её до вечера, мурашил спину между лопатками, прокручивался перед глазами снова и снова, а в ушах шелестел шёпот и трещало пламя свечей.
Шагая в сумерках по улице Свердлова, Дина гадала, ожидает ли её что-нибудь у дома с горгульями.
Важное и судьбоносное знакомство под одиноким фонарём? Нежданный и приятный сюрприз? Не обязательно связанный с этим домом, бабушкой или ведьмовством. Может, под одиноким фонарём поджидает постоянный и щедрый работодатель – будет весьма кстати, а то сбережения уже очень сильно начинают заканчиваться.
В окне на втором этаже, прямо под той самой горгульей, колыхался свет, очень похожий на свечное пламя. Дина глянула на него раз, другой, и тень шёпота стала громче.
Дина задирала голову, замедляла шаг, подходя к дому всё ближе, и тут вдруг прямо из подъезда на неё вывалился курьер с гигантским коробом за спиной. «Сяду на пенёк, съем пирожок».
Вышел, с силой шарахнул дверью, и Дине на миг показалось, что козырьковая горгулья переступила с ноги на ногу. А курьер вдруг воскликнул:
– Динка?
Она перевела удивлённый взгляд на знакомое лицо, круглое, с крупными, заметными даже в сумерках веснушками на щеках, с широким и чуть вздёрнутым носом – эдакая нахальная рязанская картошина. Короткие светлые волосы стоят дыбом.
– Славка?
– Ну!
Он двинулся навстречу. Вот уж чего Дина не ждала – так это встретить у дома из сна бывшего одноклассника с доставочным рюкзаком на плечах! Когда он подошёл, Дина увидела, что с его высоко выбритых висков спускаются на воротник две тонкие косицы, перевязанные цветным мулине – быстро же новая московская мода докатилась до родного Ярославля!
Славка был одним из тех незаметных середнячков, которые во время учёбы создают нечто вроде фона школьной жизни, а потом на встречах выпускников оказывается, что у них-то и случилась самая интересная жизнь.
Хотя, сказать по правде, Славка был интересен только своим неиссякаемым оптимизмом: год за годом он настырно запускал один за другим потрясающие-инновационные-невероятные бизнес-проекты и стартапы, которые ярко взлетали и падали носом в землю примерно через полгода. В перерывах между бизнес-проектами Славка подрабатывал то администратором в морянском спа-салоне, то вот курьером службы доставки продуктов.
– Дин, спаси меня, пожалуйста! – бухнул Славка. – У меня заказ не принимают!
Развернуться и немедленно уйти, не боясь показаться невежливой, подозрительной, нервнопсихованной бабой – таким был первый порыв женщины, невесть за каким бесом приперевшейся в ноябрьских сумерках к дому из сна с подозрительной горгульей на крыше. Внезапно очнувшийся глас рассудка сообщил, что этот порыв – лучшее, что приходило Дине в голову сегодня, но Дина его проигнорировала и подошла к Славке.
Он обрадовался так искренне, что Дина устыдилась своих подозрений.
– Тут бабка заказала продукты, – объяснял Славка взахлёб и махал на подъезд за своей спиной, – а принимать не хочет! Говорит, вызывала курьера-женщину! Вот ей не один хер, Дин, скажи?
На слове «бабка» Дина вздрогнула. На миг показалось, что она всё ещё спит, а где-то там, в подъезде под каменной горгульей её поджидает собственная бабушка. На грани слышимости взбурлил шёпот, запульсировал бледный свет в окне на втором этаже. Дина ни секунды не сомневалась, что Славка поднимался именно в ту квартиру.
