За ним неторопливо брел Джу с большим накрепко заколоченным ящиком на плече.

Чем скорее приближалась «административная зона» Паршивой Чайки, тем ровнее становился шаг капитана. Гнев его разливался по жилам стылой силой, жаждущей крови. Сегодняшний путь слишком напоминал дорогу на эшафот.

Только на этот раз на нем окажется наводчик.

Для себя он уже все решил, и обратного пути нет.

Интриги и подлости были знакомы еще по слухам на карьерных лестницах в Гильдии. Здесь же, среди бандитов всех мастей, как он предполагал, ненависть к конкурентам цвела пышнее.

Судя как по потерям экипажа, так и по добыче, наводчик оказался или подлецом, или болваном.

Витал склонялся к первому. И решил этого дела так не оставлять.

Прерывисто дыша, для собственного успокоения он перебирал в кармане розовые жемчужины, оставшиеся на подарки Уне, и размышлял.

Еще с трюма Джу видел его всяким, даже в самых неприглядных состояниях. Видел – и молчаливо принимал. Их душеспасительные беседы сохранили волю Витала и воспитали зачатки той буйной силы духа, что помогла пройти их первый заказ.

Сейчас же чувство собственного достоинства не позволяло делиться с товарищем собственной злобой, с каждым мгновением рискующей взорваться животным, почти скотским, бешенством.

Великан словно чуял настрой своего лже-хозяина, и ни на минуту не оставлял капитана одного.

И Витал был ему благодарен.

Как бы ни старался, он не мог уложить в голове новую реальность, где предстоит не просто стать тем, кого всю жизнь презирал… В которой ему, офицеру, капитану первого ранга, следует возглавить стаю кровожадного морского отребья… Если типическая карьера в Гильдии предполагала расписание, сроки, достижения, то в мире по Ту Сторону Кодекса царило торжество стихий.

Сила. Власть. Авторитет.

И – беспредельная, зверская, жестокость.

Худшим же стало мрачное чувство удовлетворения от содеянного.

Еще с Бравелина он усвоил, как быстро у хищников развиваются инстинкты на крови. Даже самые недалекие из бандитов за версту чуют малейшую ложь, и само подозрение уже является законным поводом вышибить мозги источнику тревоги. Со своей стороны матушка-Гильдия сделала все, чтобы оставить за бортом моряков на произвол судьбы и способствовать воспитанию в них звериных законов.

Конечно же, он понимал: чтобы выжить, мореходам пришлось откатиться далеко назад в развитии и потерять человеческий облик. Ибо только так при существующих Кодексах, Морском и Сухопутном, можно было отсрочить собственную казнь в качестве пирата.

…Даром что в порту листовки со списками казненных и разыскиваемых обновлялись с завидной частотой. Впрочем здесь, в вольных водах архипелага Скрытых Штормов, они становились скорее официально заверенным подтверждением своего места в бандитской иерархии и поводом для бахвальства, чем поводом для опасений.

Понимание же, что все его презрение было всего лишь формой ужаса перед жестокими беспринципными выродками, все только усугубляло: признание неприглядной правды о себе как о сделанном из того же теста, что и пираты, сил, как ни странно, не добавляло.

Они остановились у скорнячного лотка неподалеку от искомого здания. Здесь же, с угла, прямо на старых ящиках сидели изрядно поддатые пираты и тревожно вслушивались в плотно запертые ставни над головами.

Витал сплюнул под ноги и потер переносицу.

– Давай, успокаивайся, – перед его носом возникло откупоренное горлышко настолько ядреного пойла, что от одного запаха защипало в глазах.

Он быстро оглянулся на Джу:

– Я?! А я спокоен! Совершенно спокоен!!!

– Мы уже пришли, капитан…

– Клянусь, это была его последняя наводка, – Витал сделал большой глоток и с силой швырнул бутылку оземь.