Джеффри Коулман, инженер по материаловедению, прервал неловкое молчание. Он потёр подбородок, изучая голографическую модель полимера, висевшую в центре зала.

– Но полимер же экспериментальный… не проверен в реальных условиях, – произнёс он с нотками сомнения в голосе. – Мы говорим о материале, который должен выдержать температуры, способные расплавить большинство известных сплавов.

Иван посмотрел на Коулмана – не с раздражением, а с каким-то внутренним огнём, который внезапно разгорелся в его глазах.

– Не проверен – потому что никто не рисковал, – ответил он твёрдо. – А мы рискуем каждый день, даже просто моделируя капсулу. Каждый расчёт, каждая симуляция – это уже риск. Риск ошибки, риск неверного направления.

Его слова эхом разнеслись по комнате. Никто не перебивал, даже Рамирес, обычно готовый оспорить любое смелое заявление.

– Разница между теоретиком и инженером в том, – продолжил Иван, обводя взглядом присутствующих, – что инженер понимает: в какой-то момент нужно перестать моделировать и начать строить.

В комнате воцарилась тишина. Инженеры переглядывались, словно осмысливая услышанное. Блейк на экране изучал Ивана с едва заметной улыбкой – то ли одобрения, то ли любопытства.

– Откуда этот материал? – спросил Рамирес, скрестив руки на груди. В его голосе звучало профессиональное любопытство, смешанное с едва заметным недоверием. – Я не припомню публикаций о подобных полимерах в научных журналах.

Иван выдержал паузу, глядя на вращающуюся голограмму. Свет от проекции отражался в его глазах, придавая им странный блеск.

– Разработка московского офиса, – ответил он наконец. – Прототип засветился только в одном докладе. И то – под грифом, который Блейк снял.

По комнате прокатился приглушённый шёпот. Несколько инженеров обменялись взглядами. Джоан нахмурилась, делая пометку в планшете.

– Вы имеете в виду, что это засекреченная разработка? – уточнил один из молодых специалистов, сидевший в дальнем углу.

– Была засекреченной, – поправил Иван. – Теперь она здесь, перед нами.

Блейк на экране слегка наклонил голову, изучая реакцию присутствующих.

– Проект «Протей», – произнёс он спокойно. – Так назывался исследовательский вектор, в рамках которого разрабатывался этот материал. Я снял гриф с части документации три месяца назад, когда стало очевидно, что наши проекты движутся в схожих направлениях.

Рамирес повернулся к экрану, его брови поползли вверх:

– Вы знали об этой разработке? И не сообщили команде?

– Я знал о существовании проекта, но не о всех деталях, – ответил Блейк с лёгкой улыбкой. – Именно поэтому мистер Мелихов сейчас с нами. Он был частью московской команды, работавшей над этими полимерами.

Все взгляды снова обратились к Ивану. Он почувствовал, как стена, которую он так тщательно выстраивал между своим прошлым и настоящим, начинает трескаться. Проект «Протей» и проект «Капсула» – две части одной головоломки, которые он пытался держать разделёнными в своём сознании, теперь соединялись на глазах у всей команды.

Совещание закончилось в атмосфере возбуждённого профессионального интереса. Инженеры и техники, покидая конференц-зал, сбивались в небольшие группы, оживлённо обсуждая предложенную Иваном концепцию. Голоса отражались от стеклянных стен коридора, создавая гулкое эхо.

Иван собрал свои заметки, медленно выключил планшет и направился к выходу, намеренно задержавшись, чтобы дать остальным возможность уйти вперёд. Он не любил становиться центром внимания после презентаций – предпочитал, чтобы идеи говорили сами за себя.

Проходя мимо группы инженеров, столпившихся у кулера с водой, он невольно замедлил шаг. Коулман активно жестикулировал, объясняя что-то коллегам.