Но мелкая, как назло, улыбнулась и уверенно зашагала ко мне, будто не прогонял, а наоборот подзывал. А я ведь ни шага к ней не сделал – специально замер на противоположной стороне поляны.

– Не подходи! – зарычал с пущей злобой.

Девочка чуть сбилась с шага:

– А ты со мной поиграешь? – и опять глазищами невероятными меня заворожила. А они были колдовскими, потому что топили своей глубиной, и я, околдованный ими, ждал... Чего? Не знаю, но ждал, даже дыхание затаил. И тогда девочка ко мне с объятиями бросилась. Загребла огромную морду тощими ручонками, прижалась своим носом к моему:

– Ты ведь будешь со мной дружить? – взгляд лучился такой нескрываемой надеждой, что желание ей откусить башку и выпотрошить тельце сменилось растерянностью. Всё что смог, обронил глухо:

– Уходи!

Крепкий хват худеньких ручек ослаб, объятия разомкнулись. Мелкая отступила с несчастным видом, в её волшебных очах померк свет...

Это было ещё хуже, я аж задохнулся болью и диким желанием особо кроваво прервать страдания и мои, и этого существа. В груди лихорадочно грохотало сердце...

Я, как пёс на привязи, ступил за мелкой, печально понурившей голову и уже скрывшейся за деревьями.

***

Вечерело, когда мелкую человечку, уснувшую на мне в позе наездницы, вернул домой.

– Ежели ещё раз недоглядите, перегрызу всё ваше село! – пригрозил обливающейся потом кучке тёток и мужику, бывших на тот момент у невест вместо мамок и надзирателя. Застал их за весельем праздным: пили, жрали, а учёт невестам не вели: проглядели ведь, как одна ушла...

Напоследок к смотрителю заглянул, напомнил, кто он и зачем тут главным поставлен, и ушёл. Но с тех пор нет– нет, да и навещал резервацию, даже ежели не моя очередь была. Понимал, что зря, не стоило, но лапы несли... Из лесу не выходил – со стороны наблюдал. Пусть не увижу, хоть буду знать, как дела идут.

И через время к удивлению узнал, что люди всё равно себя вели безответственно, даже несмотря на страх перед Зверем, который мог убить их с одного удара, разодрать с одного укуса. Их опасения из памяти быстро выветривались...

Есть угроза – трясутся от страха, а нет Зверя – и так всё прокатит.

Это плохо!

Я о том и не подозревал раньше – не интересовало меня это. А теперь, со стороны наблюдая за их жизнью и тем, как они с невестами себя вели, убеждался, что Альфа опять что– то не так делал. Недосматривал, людям больно много свободы давал, и надзора за ними стоящего не было. А ещё у людей такие чувства, как жалость, любовь, сострадание ежели и были, то только к своим – кровным.

Редкая баба погладит, нежное слово скажет какой– нибудь упавшей девочке– невесте, не поддержит лишний раз, ежели провинилась, тайком не подкормит, ежели наказание какая отбывает в погребе.

Они были к ним равнодушны и общались, как с отработанным товаром.

7. Глава 7

Глава 7

Рагнар

Так и бегал от своего лагеря до села. Следил издалека да себе зарубки делал: когда встают, тренируются, учатся, играют; когда надзора особенно нет; когда едят, проказничают; кто главный заводила, кто изгой...

Бабы, в основном, по дому хозяйствовали, скотиной занимались да грядками. Мужики силой подсобляли, хоромины чинили, землю копали...

Что ж, расплодились люди, много парней крепких, девок пышных, мужиков вальяжных, баб дородных. А невесты отличались от местных: худые, в одеждах поношенных, бледные, грустные, чумазые...

Не все, но большинство...

А среди молодняка Иржич выделялся. Сынок смотрителя. Выхаживал гордо, других строил. Напоминал мне брата младшего, только без крови волколака. И девки ему чаще других улыбались, а он гонял всех с самонадеянностью молодого Альфы.