И я правда выполнять наказы старалась. Но больше не могла! Невмоготу стало, уж лучше в лесу кануть, нежели тут, среди своих, кто меня, как чужую, ненавидел и гнобил.
Бежала куда глаза глядят, запиналась, падала. Вскакивала, опять бежала. Казалось, подол платья за все ветки и кусты, как нарочно, цеплялся. А когда за сук на земле запнулась и ухнула в очередной раз, так дух из тела едва не выпорхнул.
Ухнула смачно, нога заболела жутко. Так и осталась лежать, слезами жгучими давясь. От обиды горькой, досады тягучей. Уткнулась лицом в руку и ревела, покуда слезы не закончились.
Шмыгнула носом, огляделась...
Ба! Уж вечерело. Вокруг лес тёмный, тишина зыбучая и неизвестность пугающая.
Страх накатил, но выискивать дорогу до дому в полутьме, пути не ведая... показалось верхом глупости. Глянула на дерево, может, на него взобраться да там и ночь скоротать. К тому же вдруг сверху удастся и увидать что...
Только поднялась, морщась боли в лодыжке, как волчий рык заставил замереть. Сердце чуть из груди не выскочило. Я обернулась медленно да обомлела пуще прежнего: из– за кустов дикой малины ко мне вышел огромный волк .
Волколак!
То поняла по масти серой, только немного темней, чем у других. И размером куда крупнее простого волка. Большой, крепкий. Не в поре матёрых особей, но уже близкий к тому!
Зверей в возрасте видала, хоть они у нас в резервации и нечастые гости, но год от года заглядывали, невест подрощенных забирали, молодых смотрели. Аль прибегали, когда от врагов надобно было отбиться. Такие огромные, мощные, злобные.
А этот... знакомым показался. Смутно знакомым. Но у страха глаза велики, вот и таращилась на волколака, забывая дышать.
Отступила было испуганно, но в последний миг вспомнила: учили меня: ежели в лесу столкнёшься со Зверем нос к носу, не смей бежать – непременно гибель ждёт. И в глаза не смотри: он это за вызов примет. А ежели примет – смерть неминуема!
Вот и застыла, а Зверь меня пылающим взором жёлтых глаз обжигал, шаг за шагом подступал, покуда впритык не остановился:
– Нечего тебе делать в лесу! – утробно прорычал.
Я, упорно глядя в землю, едва не завизжала от ужаса, запоздало осознав, что поняла сказанное, а ведь не обучена их языку. Да и звучал он, как будто человеком и вслух говорено, а не в голове мужским голосом.
Оскалился жутко волколак, у меня сердечко обмерло. Зажмурилась я сильно– сильно, уж гибель от клыков ожидая, да в следующий миг одна осталась. То поняла по прохладе на коже, кою совсем недавно точно огнём обжигало дыхание Зверя.
Даже не поверила счастью. Едва дыша, огляделась – нет волколака. Покрутилась на месте, хотела уж было бежать, а потом пришла мысль поздняя, да отчаянная – пусть съест!
– Эй! – осипло крик прозвучал. Прокашлялась и вновь голос подала: – Эй!
Но Зверь не показывался. Хотя нутром чуяла: недалеко был.
Эх, жаль сразу не додумалась. Лучше бы его разозлила, он на меня набросился бы, на том бы мои мучения и закончились.
Взобралась на камень, мхом облюбленный, коленки подтянула к подбородку и стала ждать возвращения волколака.
Не знаю, с чего взяла, что вернётся, но сердце говорило: он рядом.
Притаился и ждал.
Рагнар
За мелкой долго следил. Она на камушке сидела, руками коленки обхватив, и жалко всхлипывала. А уже вечерело. Стало быть, домой не спешила, потому вышел:
– Домой ступай! – грозно рыкнул.
Девчонка глазищи распахнула, так дёрнулась от ужаса, что с валуна наземь и ухнула.
Я подступал всё ближе и ближе, мелкая точно рак пятилась. И когда я нагнал жертву, уже подпирала тонкий ствол плакучей берёзы. Вжалась в него от страха и не дышала вовсе. Застыла, таращась во все невероятно синие глаза, я недовольно ощерился: