– Мисс Бернадетта?

Капитанша внимательно смотрела на нее. А сама аристократка чуть ли не со стыдом поняла, что какое-то время бездумно пялилась на обнаженное тело. Но ведь, если так подумать, она еще ни разу не видела ее тела. Тогда, после абордажа, Бернадетта была сосредоточена исключительно на ранах, и обнаженная кожа ее ничуть не интересовала. Но сейчас же… грех было не засмотреться.

– Да, капитан?

Она ответила вопросом на вопрос, беря себя в руки и надеясь, что на лице не отобразилось непотребных эмоций. Вот только капитанская усмешка уже говорила об обратном. Не говоря ни слова, капитанша натянула на себя рубаху, поправив завязки.

– Вы до сих пор утягиваете грудь?

– Мне так спокойней.

Бернадетта кивнула, облизав губы. Если бы не эта утяжка и вечно собранные в хвост или пучок волосы, то можно было почти что без труда определить пол Чайки. Вот почему она всегда уделяла своему облику тщательное внимание. И редкие порезы на ее лице были частью маскарада и обмана. Без них ее лик был в разы привлекательнее.

– Как Вы? – Бернадетта все еще оставалась стоять на своем месте, наблюдая, как усмешка быстро покидает ее лицо после заданного вопроса.

– В порядке, – отозвалась Хортенсия, дернув плечом.

– А если без лжи?

Она криво улыбнулась и отвернулась, оперевшись руками о стол и отводя глаза в сторону. Скрытность боролась в ней с желанием рассказать правду. И Бернадетте трудно было сказать, кто победит.

– У меня все еще побаливают раны, и временами кажется, что у меня нет никакого будущего. Я жутко хочу есть и перестать бояться, – проговорила Чайка, сутуля плечи, будто бы на них обрушился весь груз той правды, которая сейчас прозвучала в каюте. Как и в тот миг, когда впервые стала рассказывать про свою семью. Интересно, что из ее рассказов ложь, а что – немного исковерканная правда?

Бернадетта, тихо ступая по полу, приблизилась к капитану. Она была выше ее на целую голову и так ясно это ощущалось только сейчас, вблизи. От нее пахло солью и свежей одеждой. Осторожно положив ладонь на ее плечо, пальцами второй она прикоснулась к мокрым кудрям, медленно накручивая их на палец. Смотря строго перед собой. Видя лишь мятую рубаху, скрывающую напряженную капитанскую спину. Видя, как та вздымается под тяжелым дыханием.

– У меня есть небольшой запас лекарств, я могла бы осмотреть Ваши раны… И, если все пройдет удачно, скоро Вы сможете поесть. Со всем остальным я, увы, помочь никак не могу.

Обри медленно, будто бы боясь разрушить эту странную идиллию, повернулась, отчего Бернадетта на миг убрала свои руки, но после вновь вернула их на места, поднимая глаза и не отводя их. В ее взгляде, не тронутом лучами солнца, отражалась странная печаль. В этих глазах можно было потеряться. Пропасть, будто бы под землей.

– Я надеюсь, что бог убережет Вас от столь благородной смерти.

Она улыбнулась и быстро, буквально мимолетно, пробежалась грубыми пальцами по щеке Бернадетты. По ее холодной и гладкой коже, покрывшейся мурашками.

– Я не могу оставить Вас в трудную минуту. К тому же, ради Вас мне было бы не жаль и погибнуть.

Оставив эти слова в тишине каюты, Бернадетта развернулась и покинула ее. Оставляя Обри одну в лучах солнечного света. Наедине со всеми сказанными словами.

На палубе кипела работа. Туша была не разделана, а скорее странно вспорота местами. Вокруг нее стоял непонятный и резкий запах. Будто бы здесь выветрился очень крепкий алкоголь с примесью чего-то жутко горького, вроде перца и… естественных выделений человека. Бернадетту аж передернуло от аромата. Она не понимала, как все те, кто окружили тушу, могут тут работать, не обращая внимания на запах.