– Что, угадала? – радостно хлопнула в ладоши Ирина, в ее глазах зажегся озорной огонек.

– А кто сомневался? – театрально ответил Марк.

– Ты сомневался, милый. «С первого раза невозможно» – это были твои слова, – с лукавой улыбкой напомнила Ирина.

– Я беру свои слова обратно, – с готовностью сдался Марк.

– Желаете ли смыть бремя дня? – прозвучал голос барбера, бархатный и обволакивающий, как шепот вечернего ветра. Его движения были отточены до автоматизма, но в каждом из них чувствовалась какая-то особая, почти ритуальная внимательность.

– Да, конечно, – ответил Марк, позволяя себе растечься в кресле, как усталая река в тихой заводи. Он прикрыл глаза, предвкушая момент освобождения.

Барбер, словно скульптор, работающий не с камнем, а с податливым временем, повернул кресло. Спинка откинулась плавно, как крыло лебедя, подстраиваясь под изгибы усталой спины Марка. Холодок керамической раковины коснулся затылка, и в тот же миг волосы омыла волна тепла. Вода лилась щедро, как забвение, унося с собой осколки дневной суеты и тревоги.

– Комфортная температура? – голос мастера прозвучал мягко, пальцы уже начали таинство мытья, скользя по волосам.

– Идеально, – пробормотал Марк, погружаясь в блаженную негу. Казалось, не только вода, но и время замедлило свой бег, оставляя лишь ощущение легкости и покоя.

Долго, он массировал голову, будто не просто наносил шампунь, а вкладывал в каждое движение частицу умиротворения, каплю безмятежности. Аромат свежести заполнил пространство, как первый весенний ветер, несущий обещание обновления.

– Ох, боже мой, это просто божественно! – воскликнула Ирина, вкусив нежного ризотто. На ее лице расцвела улыбка, искренняя и светлая, как первый луч солнца после затяжной непогоды.

– Шеф, – итальянец, – сказал Марк.

– Морепродукты… это песня моря на языке… первый раз в жизни пробую, спасибо тебе, Марк, – призналась Ирина, в ее голосе звучало неподдельное изумление, смешанное с детской радостью. – В нашей глуши такое и не сыщешь. Какие уж тут рестораны, когда людям зарплаты месяцами задерживают… Жизнь там течет медленно, как вязкая река в жару, и редкие праздники кажутся миражом в пустыне будней.

– На десерт еще эклеры с английским соусом, – соблазнительно прошептал Марк, будто предлагая не просто сладость, а билет в мир беззаботности, где время течет сладко, как мед.

– Ты хочешь меня раскормить? – шутливо упрекнула Ирина, ее глаза искрились весельем, как два озорных уголька.

– Тебе это точно не грозит, фигура у тебя – тонкий стебель ветра, – с нескрываемым восхищением заметил Марк, его взгляд скользил по ней, словно художник, любующийся созданным им шедевром.

«Жизнь – как бег между Сциллой и Харибдой, где каждый миг – битва за выживание, и даже крохотная искра радости кажется чем-то невероятным, почти запретным», – промелькнула мысль в голове Ирины, горькая, как полынь, но вслух она произнесла: – Это правда, но злоупотреблять не стоит.

– Иногда можно себе позволить вырваться из этого круга будней, – уверенно сказал Марк, пытаясь убедить не только Ирину, но и самого себя.

– А учитывая, как редко мы видимся, это даже необходимо, – с легкой иронией прозвучало в голосе Ирины, и в этой иронии слышалась не только грусть, но и невысказанная надежда.

– Это упрек? – в тоне Марка появилась нотка обиды, хрупкая, как лед на первом морозе.

– Нет, милый, это не упрек, а лишь констатация грустного факта, – Ирина мягко улыбнулась, ее взгляд был полон нежности и легкой печали, как осенний пейзаж, прекрасный в своей увядающей красоте. – Я устала ждать у берега моря погоды и решила сама стать волной, прибившейся к твоему берегу. Я приехала сама.