Потом открыла альбом и стала показывать свои рисунки. На первом листе было изображено крылатое существо, сотканное из цветов. Под ним была подпись моей рукой: «Цветочная пикси».

– Несколько месяцев назад один тролль пообещал, что поделится со мной именами всех существ с моих рисунков, если я отдам ему сорочку, в которой меня крестили. Папа сперва рассердился, ведь мне нельзя торговаться с дьявольским народцем, но, когда увидел, сколько всего мне удалось разузнать, очень обрадовался! Может, тролль и тебе поможет, если мы отдадим ему одежду, в которой тебя крестили! – с улыбкой предложила я.

Томми натянуто улыбнулся. Перелистнул страницу. На следующей была изображена женщина-береза – совершенно голая, она вообще никогда не появлялась в одежде. Мои щеки залила краска, а Томми просто продолжал листать альбом. Следом шли тролли с шишковатыми лицами. Затем жутковатая водяная лошадь, или, как ее еще называли, келпи. Косматые карлики – брауни[3] – и наклави[4]. Над последним рисунком, изображавшим лошадь и всадника, соединенных плотью и сухожилиями и напрочь лишенных кожи, палец брата застыл. Наклави являлся мне всего один раз, но после этого мне несколько недель снились кошмары.

– Ты и впрямь это все видишь? – изменившимся голосом спросил Томми.

Я кивнула:

– Не всегда, но бывает. Но не беспокойся, через реку они перебраться не могут. Да и за пределами наших земель они мне не встречаются, если вывернуть одежду наизнанку, повязать на ноги колокольчики, а на шею – железный крест.

Томми вскинул на меня взгляд.

– Это не так уж и страшно, главное – привыкнуть. – Я попыталась забрать у него альбом, но он не отдал. Книжица так и осталась лежать у Томми на коленях. Вид у него был испуганный, а я не могла взять в толк почему. – Ты же с самого начала знал, что мне является дьявольский народец, Томми!

– Так-то оно так, но… – Резкий порыв ветра заглушил его голос, а у меня за спиной взревело ледяное течение. – Я… я думал, что у тебя просто бурная фантазия, а папа чересчур суеверен… – Брат тряхнул головой. – Ты и правда их всех видишь? Во всех подробностях, как на рисунках?

Я улыбнулась:

– Ну, художник из меня неважный! В реальности они немного другие.

– И папа… это поощряет?

Я кивнула:

– Он говорит, здорово, что я могу за ними наблюдать и изучать их. Так будет проще уберечься.

Томми поморщился и всмотрелся в запотевшие окна нашего дома, точно мог разглядеть папу, игравшего на гитаре у себя в спальне.

– Дьявольского народца не существует, кроха.

Я нахмурилась:

– Существует! Как и Аргон.

– Нет же, Адди. – Томми натужно сглотнул и положил руки мне на плечи. – Скажи, неужели все время, пока меня не было, ты только и делала, что наблюдала за всякой чертовщиной и рисовала ее под папино одобрение? Неужели он и впрямь считает, что тут нет ничего страшного?

Я решила, что сейчас неподходящий момент для рассказа о том, что в эти месяцы у меня пропали аппетит, сон и речь.

– А чего бояться? Дьявольский народец и впрямь не может сделать нам ничего плохого.

В глазах брата засеребрились слезы. Он прикусил нижнюю губу.

– Кроха, выслушай меня, хорошо?

Я кивнула.

– Всей этой чертовщины не существует, – повторил брат. Я открыла рот, чтобы возразить, но он меня перебил: – Раньше я этого не понимал, а теперь понимаю. Папа тот еще болтун, а ты толком и не бывала за пределами фермы. Я и сам почти не выезжал, но на фронте повстречал столько людей, Адди, со всего света, и никто из них ничего подобного не видел. Ни один. Это ненормально.

Я дрожала в его руках и все норовила вырваться, но он держал меня крепко.