Предел Отмеренного Aleksey Nik

Звук токарного станка, уверенный и монотонный, отдавался эхом в огромном пространстве заводского цеха. Металл пел под резцом, выплёвывая мелкую стружку, завивающуюся в спирали. Тускло-жёлтые лампы под высоким потолком едва разгоняли полумрак, образуя островки света над рабочими местами. Стены, окрашенные в блёклый зелёный цвет, потрескались в углах, а местами вспухли от старой влаги. Через узкие окна под самым потолком пробивался серый свет октябрьского утра, превращая пылинки в воздухе в медленно кружащие галактики.

Мария Фёдоровна Ковалёва, старший инженер производственного участка, прошла вдоль ряда станков, внимательно вглядываясь в показания датчиков на пульте дистанционного контроля. На ней был синий рабочий халат, чуть тесноватый в плечах, волосы забраны под тканевую косынку. Её лицо, с выразительными скулами и тонкими губами, казалось бы спокойным, если бы не едва заметная складка между бровями.

Цех №17 оборонного завода "Прогресс" в эти дни работал в усиленном режиме. План горел, поставки комплектующих запаздывали, а сроки сдачи государственного заказа неумолимо надвигались. Атмосфера нервного напряжения, словно тонкая невидимая пыль, оседала на всём – оборудовании, спецодежде рабочих, их разговорах.

– Как показатели по третьей линии, Мария Фёдоровна? – окликнул её низкий голос.

Она обернулась. К ней приближался Алексей Сергеевич Темников, главный конструктор, в своём неизменном сером костюме под белым халатом. Высокий, с преждевременной сединой на висках и цепким взглядом серых глаз, он всегда вызывал у подчинённых одновременно и уважение, и некоторое беспокойство.

– В пределах допуска, но меня смущает колебание мощности, – ответила Мария, постукивая ногтем по стеклу индикатора. – Посмотрите, в последние два часа есть микроскачки.

Темников склонился над прибором, нахмурившись:

– Странно. Утром всё проверяли. Возможно, проблема с трансформаторной подстанцией?

– Я уже звонила энергетикам, – покачала головой Мария. – У них всё в норме. Возможно, дело в самом оборудовании…

Внезапно основной монитор на пульте мигнул, изображение дрогнуло, и показания всех датчиков замерли на несколько секунд, после чего снова пришли в движение.

– Что за чёрт? – Темников быстро защёлкал клавишами, вызывая диагностическую программу.

Мария ощутила холодок, пробежавший по спине. Этот сбой был не первым за неделю, но самым заметным.

– Алексей Сергеевич, – тихо произнесла она, – это уже третий раз с понедельника. И каждый раз длительность сбоя увеличивается.

– Надо проверить всё оборудование, – решительно сказал Темников. – Я не могу допустить, чтобы из-за технической неполадки весь заказ пошёл под откос.

В этот момент в динамике связи раздался треск, а затем тонкий, едва различимый звук, напоминающий… детский смех?

Мария застыла, вцепившись в край пульта так, что побелели пальцы. Тот же самый звук она слышала в своих кошмарах – уже пять лет подряд.

– Вы это слышали? – её голос дрогнул.

Темников недоуменно посмотрел на неё:

– Помехи в связи, наверное. Что-то с радиомодулями.

– Нет, это был… – она запнулась, понимая, как нелепо прозвучат её слова. – Это был смех.

– Смех? – Темников нахмурился ещё сильнее. – Мария Фёдоровна, вам, возможно, стоит взять перерыв. Мы все на пределе последние недели.

Она отрицательно покачала головой:

– Я в порядке. Просто… давайте проверим систему.

Они углубились в работу, проверяя показания датчиков и сверяя их с нормативами. Мария старалась сосредоточиться на цифрах, но её мысли то и дело возвращались к тому звуку. Он был слишком похож… слишком реален.

Внезапно один из индикаторов на соседнем пульте вспыхнул красным.

– Превышение температуры в секторе Д! – крикнул молодой оператор. – Мария Фёдоровна, показания зашкаливают!

Она поспешила к соседнему пульту, мысленно прокладывая путь к аварийным клапанам. Цех наполнился гулом тревоги, рабочие напряжённо переглядывались, не выпуская из рук инструментов.

– Экстренное охлаждение, – скомандовала Мария, активируя защитный протокол.

Система отреагировала мгновенно – включились дополнительные вентиляторы, сработали клапаны аварийного охлаждения. Но в момент, когда Мария нажимала кнопку активации, краем глаза она заметила на мониторе странное искажение. Что-то вроде силуэта… человеческой фигуры, мелькнувшей и исчезнувшей за долю секунды.

Через пятнадцать минут ситуация была стабилизирована. Рабочие вернулись к своим станкам, но в воздухе повисло ощутимое напряжение. Мария встретилась взглядом с Темниковым, который молча кивнул ей в сторону технического кабинета.

Когда за ними закрылась дверь, он первым нарушил молчание:

– Вы видели это?

– Силуэт на экране? – тихо спросила она, удивлённая тем, что не только она заметила аномалию.

– Я подумал, что у меня галлюцинация, – признался Темников, опускаясь на стул. – Слишком много работы и слишком мало сна. Но если вы тоже это видели…

– Это какой-то сбой в системе визуализации, – рационально предположила Мария, хотя внутренний голос нашёптывал совсем другое.

– Возможно, – неуверенно согласился Темников. – Но знаете, Мария Фёдоровна, я работаю с этими системами двадцать лет. И никогда не видел, чтобы программный сбой давал такой… чёткий человеческий силуэт.

Мария подошла к окну. С пятого этажа заводского корпуса открывался вид на серые крыши производственных помещений, трубы котельной, выпускающие белый пар в холодное осеннее небо, и кромку смешанного леса вдалеке. Привычный, почти родной индустриальный пейзаж, который она видела каждый день в течение последних пятнадцати лет работы.

– Что, если это не технический сбой? – внезапно спросила она, не оборачиваясь.

– А что ещё это может быть? – в голосе Темникова звучало сомнение.

Она повернулась к нему, взвешивая каждое слово:

– Не знаю. Но эти сбои начались ровно после того, как мы запустили новую линию в третьем секторе. И посмотрите на даты, – она протянула ему журнал технического контроля, – первый сбой произошёл именно 17 октября.

– И что в этой дате? – Темников взял журнал, недоумевая.

Мария глубоко вздохнула, прежде чем ответить:

– Пять лет назад, 17 октября, моя дочь Лиза погибла в автокатастрофе. Ей было восемь лет.

В кабинете повисла тяжёлая тишина, нарушаемая лишь отдалённым гулом станков. Темников опустил глаза, не зная, что сказать.

– Я… не знал, Мария Фёдоровна. Примите мои соболезнования.

– Спасибо, – тихо ответила она. – Я не афиширую это. Просто… когда я услышала этот смех в динамике… Это был её смех, Алексей Сергеевич. Я могу поклясться.

Темников неловко поправил галстук. На его лице отразилась внутренняя борьба между сочувствием к коллеге и естественным скепсисом инженера.

– Мария Фёдоровна, – осторожно начал он, – я понимаю ваше состояние. Трагедия такого масштаба… Но, возможно, сейчас говорят ваши эмоции, а не рациональная часть сознания?

Она печально улыбнулась:

– Я бы хотела, чтобы вы были правы. Правда. Было бы проще списать всё на усталость и стресс.

В этот момент дверь кабинета без стука распахнулась, и на пороге появился взволнованный молодой человек в синем комбинезоне – токарь Евгений Рябов, которого все на заводе называли просто Жэка.

– Мария Фёдоровна! Алексей Сергеевич! – выпалил он. – Там… там что-то происходит с резервуаром в подвале!

– Что именно, Женя? – спросила Мария, инстинктивно выпрямляясь.

– Там… кто-то плачет! – его глаза были расширены от страха. – Клянусь вам, я слышал детский плач из-за стены!

Мария и Темников переглянулись. В глазах Марии мелькнуло что-то, что можно было бы назвать ужасом узнавания.

– Идёмте, – решительно сказала она, направляясь к двери. – Нужно разобраться.

Спускаясь по бетонной лестнице в подвальное помещение, Мария ощущала, как каждый шаг даётся ей всё труднее, словно она движется против сильного течения. Воздух становился холоднее и влажнее по мере того, как они углублялись под землю. Тусклые аварийные лампы отбрасывали жёлтые конусы света на серые стены.

– Вот здесь, – Жэка указал на массивную металлическую дверь с облупившейся краской.

За этой дверью располагался старый технический резервуар, оставшийся ещё с довоенных времён. Сейчас он использовался для хранения технической воды на случай аварии.

– Я проверял счётчики, – продолжал Жэка, нервно переминаясь с ноги на ногу. – И вдруг услышал… как будто ребёнок плачет. Не громко, но очень ясно.

Темников решительно шагнул вперёд и потянул за ручку тяжёлой двери. Петли протестующе заскрипели. В лицо ударил холодный, затхлый воздух.

В помещении было темно, лишь вода в резервуаре слабо поблёскивала в скудном свете единственной лампочки под потолком. Бетонные стены, покрытые многолетней плесенью, казалось, впитали в себя всё тепло.

– Я ничего не слышу, – сказал Темников, вглядываясь в темноту.

Но Мария замерла на пороге, не отрывая взгляда от тёмной поверхности воды. Что-то в ней притягивало взгляд – неестественная неподвижность, словно это был не резервуар с водой, а окно в какое-то другое пространство.

– Тихо, – прошептала она, поднимая руку.

И тогда они все это услышали – тихий, прерывистый плач ребёнка, казалось, исходящий одновременно отовсюду и ниоткуда. Звук плавал в затхлом воздухе подвала, то стихая, то вновь усиливаясь, как будто кто-то играл с регулятором громкости.