Повесть. Стихи Михаил Рудаков

Павел не сдержал данного себе обещания больше не устраиваться на работу в школу. В саду, где он недавно проводил занятия по физической культуре, со сменой руководства произошли изменения. Оставаться в новых условиях работы ему не представлялось возможным, поэтому Павел оттуда уволился. В этом дошкольном образовательном учреждении он отработал два года, после того как ушёл из одной школ города; любимая женщина отказалась выйти за него замуж и сделала всё, чтобы с ним расстаться; тренерская карьера сошла на нет из-за того, что детей, платно посещавших его тренировки, становилось всё меньше. Сейчас Павел снова окунулся в школьную жизнь.

Его коллегой стала молодая женщина тридцати четырёх лет. Павлу Сергеевичу на тот момент стукнуло сорок шесть.

– Я предполагала, что вы к нам придёте.

– Почему? – удивился Павел.

– Моя подруга работает воспитателем в детском саду «Колокольчик». Она рассказала, что у них уволился физрук. А Юлия Викторовна (директор школы) в конце июня сообщила, что к нам обратился мужчина, до этого работавший в саду и тренером. Я сразу и поняла. Много ли у нас мужчин – педагогов работает в детских садах? После вашего увольнения ни одного. – Анна Владимировна определённым жестом правой руки закрепила логичность своего вывода.

– Понятно! – ухмыльнулся Паша.

Они вышли из кабинета и попали в большой спортивный зал.

– А вот здесь у нас щиток со всеми выключателями. – Анна Владимировна продемонстрировала их исправность.

Лампы накаливания постепенно озаряли зал. Как только они достигли максимума, Анна Владимировна вернула мини-рубильники в исходное положение. Лампы начали гаснуть. Естественного света было достаточно, чтобы дойти до двери инвентарной.

– Здесь у нас инвентарная. Сейчас покажу, что у нас имеется для проведения уроков. – Она еле заметно улыбнулась, демонстрируя в руке ключ. – Вот этот ключ от инвентарной. Думаю, вы его запомните.

На стальном колечке висело шесть ключей: от спортивного блока, от кабинета, от спортивного зала, от инвентарной и ещё два ключа – один от раздевалки мальчиков, другой девочек. Проводились физкультурные занятия и в актовом зале, расположенном на втором этаже. Но в сентябре никому из учащихся не грозило заходить ни в тот, ни в другой зал, потому что первая четверть для уроков физической культуры начиналась на улице.

– Младшие классы занимаются, как правило, в актовом зале. Он у нас вместо малого спортивного. Школа небольшая, сами понимаете. Ключ от актового зала висит на вахте. Так же, как и эту связку ключей, будете брать его у вахтёра под запись в журнале. У меня есть свои ключи от всего нашего хозяйства. Потом, если захотите, сделайте себе дубликаты ключей. Правда, директор этого не приветствует.

– Да? Странно. Мне она показалась понимающей женщиной.

– Ну, это не совсем так. Потом сами всё узнаете.

– Можно обращаться друг к другу на «ты», – сказал Павел.

Анна Владимировна, проигнорировав предложение Павла Сергеевича, продолжила:

– Актовый зал покажу позже. Всё равно ведь сейчас на стадионе начнём заниматься.

– Получается примерно до октября? – Паша сделал вид, что не обратил внимания на оставленное неудовлетворённым его желание перейти на «ты».

– Как-то так. Вы завтра придёте на педсовет?

– А что, можно не приходить? – Он мимикой лица дал понять, что это шутка.

Но Анна Владимировна не повела и бровью. Паша тогда даже подумал, что ей не хватает эмоций.

– Я на всякий случай спросила. Я же не знаю, какие у вас договорённости с директором. Может, вы завтра заняты.

– Нет, мне завтра как раз после педсовета нужно принести секретарю все документы для оформления.

Паше не очень понравилась будущая коллега, а так всё складывалось неплохо. Уволившись последним числом мая, он за лето отдохнул и, слава богу, выходит на новое место работы, не как раньше, когда ему везде давали отворот поворот. Было это по окончании института. Много времени с тех пор прошло, а всё-таки «жизнь, хоть держись» закончилась для него лишь два года назад.

Павел вышел на прямую улицу, которая соединяет один конец города с другим. Отсюда привычным шагом дойдёт до дома минут за пятьдесят. Паша редко торопился, потому что с детства был приучен выходить заранее. «Не надо бежать за трамваем! Подъедет следующий», – говорил отец и придерживал сына за руку, чтобы тот не побежал к остановке при виде подъезжающего автобуса. Взяв себе на вооружение это нехитрое правило, Павел перестал спешить и всегда приходил в назначенное место в нужный час. А повзрослев, почти отказался от общественного транспорта, предпочитая ходить пешком. Разумеется, в больших городах, где он успел побывать, без транспорта было никак.

«Жизнь явно налаживается! Из детского сада ушёл, школа подвернулась. В кои-то веки заживу по-человечески. Много, правда, лет потеряно, причём лучших лет». – Сегодня ему было о чём порассуждать. Он приближался к продуктовому магазину «Полюс». «Вот бы сейчас встретить Славу!» —подумал Павел. Вячеслав, мужчина пятидесяти-восьми лет, его старший товарищ, не исключено, что друг. Они знакомы лет пятнадцать. И Вячеслав знал, как нестабильна жизнь Павла. Вот бы он порадовался за друга! Они не виделись два с половиной месяца, так как Павел вместе с матерью уезжал к отцу в среднюю полосу и в отношении работы находился в затруднительном положении. Он предполагал, что сейчас Вячеслав на работе и искать его здесь в будний день бессмысленно. Прогуливаться в этих местах Слава любил, но только по выходным.

По сути, Вячеслав чем-то походил на Павла. Всю жизнь судьба его закаляла, причём с самого детства. Он родился где-то на Украине в обычной семье. Жизнь в маленьком городке протекала по-советски буднично. Нынешнего изобилия не было, но люди жили спокойно и счастливо, не смотря на дефицит каких-то товаров с отсутствием многообразия услуг, коих сейчас предлагается в огромном количестве. Например, его пёс Гаврик не подвергался нежным истязаниям в собачьих салонах красоты, но любил семилетнего Славку, вилял хвостом, ходил за ним по пятам, клал свою немного прямоугольную большую морду на его худые коленки и был верен своему хозяину. Славка тоже его обожал. Однажды за подзатыльник сыну пьяный отец Славки заработал от клыкастого друга рваную штанину, и больше так не делал. Из-за скандалов родителей Славику часто приходилось вести уличную жизнь. Мать кричала трезвая, отец шумел пьяным. И наоборот, напившаяся мать, успев ухватить забежавшего в дом в поисках перекуса Славку, начинала плакать, прижимая его к себе, а трезвый отец, ремонтируя мотоцикл с коляской, «Днепр», спокойно говорил: «Ну-ка, давай мы сейчас, сына, займёмся с тобой делом». Это то, немногое хорошее, что осталось в памяти взрослого Вячеслава. А когда ему исполнилось восемь лет (к тому времени пьяный отец разбился на мотоцикле, а мать окончательно спилась), его забрала к себе бабушка. Тогда Слава впервые почувствовал вкус предательства. Ему изменили родители, а он предал Гаврика, пусть и не по своей воле, не сумел защитить преданного пса от разочарования в людях. Да, любое живое существо может испытывать это чувство. У Вячеслава после того случая рана так и не затянулась. Бабушка силой оторвала внука от Гаврика вытянула его, скользящего туфлями по земле, за калитку. Пёс в это время истошно скулил, лаял до хрипоты, всячески пытаясь сорваться со своей цепи. До самого вокзала баба Галя крепко держала внука за запястье левой руки и вырваться из её сильной хватки щуплому, небольшого роста пареньку было просто невозможно. На вокзале они дождались объявления посадки в свой пригородный поезд и отправились в областной центр, откуда поезд дальнего следования доставил их во Львов. А там на автобусе они приехали в незнакомый Славке хутор. Слёзы текли по его щекам. Он не отрываясь смотрел в вагонное окно, по стеклу которого струился осенний дождь. «Успокойся, Слава! Ничего с Гавриком не случится. Твоя никудышная мать его-то сможет прокормить. У меня тоже есть собака —большой сторожевой пёс по кличке Карат. Вы с ним обязательно подружитесь. Вот видишь, даже дождь пошёл, только мы сели в поезд! А знаешь, что это значит?» – спросила баба Галя игриво. – «Нет, – буркнул Славка, а затем шмыгнул носом и добавил: – Что?» – «Дождь – к хорошей дороге», – голос бабушки стал ласковым. – «Не буду я дружить с твоим Каратом. Зачем мне с кем-то дружить, если потом приходится расставаться?» – прошептал Женька.

Эта часть жизни друга Паше была неизвестна. За годы их общения Вячеслав смог ему доверить всего лишь маленькие крупицы истории своей судьбы. Павел знал, что когда бабка, так её называл друг, умерла, его, четырнадцатилетнего, отправили в детский дом. С тех пор Слава решил, что жить нужно своим умом, надеяться только на себя и никому не доверяться. Около года назад Вячеслав в разговоре с Пашей изменил свои принципам: «Всю жизнь жил одиноко, без женщин, друзей. Единственный мой друг – это ты!» Слава тогда улыбнулся, что для него большая редкость. Павлу же было приятно услышать такое признание в свой адрес.

На перекрёстке с интенсивным движением Паша на всякий случай оглянулся, а через оставшиеся сорок секунд, потеряв надежду на встречу с другом, на зелёный свет пересёк самую широкую проезжую часть города. Люди здесь сновали и днём, и вечером, и в будни, и в выходные дни. Машины в час пик стояли в пробках. Слава богу, пробок из людей пока не наблюдалось. Но, если отвлечься на бабушек, пожилых мужчин, торгующих зеленью, чесноком, картошкой со своих огородов или рыбой, грибами, ягодами, являющимися достоянием уже общих озёр, лесов и рек, риск ненароком задеть кого-нибудь плечом, не исключался. У Паши никогда не было с этим проблем. Он умело мог взглянуть на несанкционированные торговые ряды из табуреток, раскладных столиков, деревянных ящиков, перевёрнутых вверх дном, и одновременно увидеть идущих навстречу пешеходов. К тому же в четырнадцать часов, в пик рабочего дня, люди не торопились, их было немного, большинство из них было безразлично по отношению к тем, кто стоял на этой улице вдоль края тротуара за самодельными прилавками. «А раньше слева на специальной площадке был мини-рынок», – вспомнилось Паше, когда он уже прошёл это место. Он продолжал идти, сравнивая своё прошлое и настоящее: – «Нет, в те двадцать с хвостиком мне возвращаться не хочется».