– Ну сейчас, на следующей неделе зарплату дадут и заплачу.

– У тебя же аванс был. А зарплату, ты сказал, обещали десятого числа каждого месяца.

– Вот, жду, – пробубнил Виктор.

– Ты и не работаешь! Всё ты врёшь, – отмахнулся от него Павел.

– Работаю я! – сказал тот протяжно и с удивлением.

Паша отвернулся, не желая препираться с соседом, и шагнул на свою часть коридора, где начал снимать обувь. Витька тихо закрыл дверь, дошёл до дивана и лёг. У него крутило живот, за последний год он вообще сильно сдал. Раньше в летний сезон Виктор плотничал на дачах. Сейчас иногда выходил на какие-то разовые дешёвые подработки, не изменяя своему профильному навыку. А в целом образ жизни вёл несуразный. Он и будучи женатым не имел привычки регулярно чистить зубы, вовремя побриться. Что и говорить, супруга его была под стать ему. Полы в их комнате никогда не мылись, максимум что Ирина могла сделать, так это подмести замусоренный пол. А общий в квартире коридор, кухню, туалет, ванную всегда подметали и мыли Паша с матерью. Жила Ирина с Виктором вынужденно, умом не блистала, больше отставала от среднестатистической женщины. Когда же умерла её мать, то, подхватив двухгодовалого сына, быстренько въехала в освободившуюся отчую квартиру. Разводиться им не пришлось, брак был гражданским. На память о совместно прожитых годах квитанции Виктору приходили с пометкой «два собственника», то есть отец и сын. Алименты с него Ирина не требовала, справлялась как-то сама. В первый год раздельной жизни изредка наведывалась, заикалась про деньги, но вскоре оставила свои пустые попытки. Вот уже два года, как Виктор не видел бывшую жену и сына, страданий по этому поводу, видимо, не испытывал. Он был ровесником Павла. В Паше нет-нет да и закрадывалась мысль: «Это ж надо, человеку изначально дали и жену, пусть глупую, но ему она нравилась, и ребёнка. А он что с ними, что без них ведёт себя безалаберно. А я бьюсь, бьюсь – толку никакого, будто специально счастья лишают, чтоб опустился».

Надежда Николаевна, понаблюдав за диалогом сына с соседом, отлучилась было к газовой плите, кастрюле, сковороде и прочей кухонной утвари, но снова вышла из кухни.

– Ну что, отдал деньги?

– Какой там!.. Откуда они у него? – небрежно ответил Павел. – Что там готовишь?

– Рис, котлеты. – На еде мать не заостряла внимания. – Я в милицию пойду заявление на него напишу. Пусть его выселяют, раз ни за что не платит!

– Какая тебе разница, платит не платит? Те счета нас не волнуют. А с двухстами рублями в месяц за электричество… Плевать на них!

– Нет, я пойду! Пусть его выписывают отсюда! – Надежда Николаевна перешла на крик.

– Ну началось. – Паша как бы обхватил свою голову и резко рванул к двери комнаты.

Её голос ещё доносился до Павла, когда он закрывал вторую дверь внутри комнаты. В эти годы его жизнь проходила не просто за мебельной стенкой. Въехав на новую жилплощадь, двое профессиональных плотников установили Паше двойную стену из гипсокартона с минватой внутри для лучшей звукоизоляции. Они же установили и межкомнатную дверь. На своей половине Павлу стало легче. Он сначала сел на шикарный диван отдышался. Потом встал, подошёл к двери и на всякий случай закрыл её на шпингалет: «Как мне надоело это сумасшествие. Как же я устал». Павел с грустью замечал, что по приезду в Стужинск к матери возвращается прежнее состояние. Однажды, когда не заладилась работа в школьном образовании, рухнула его тренерская деятельность, он засомневался в правильности решения, принятого в Светловске. В такие минуты, как сегодня, он так же боролся с чувством безысходности, гоня от себя мысль о совершённой им ошибке. Паше захотелось вина. – «А ведь такое хорошее настроение было до этого!» – Он взял под стулом спортивную сумку.