Муж поддержал её, но Танн вежливо отказался, сославшись на нежелание смущать детей. Откровенно говоря, дети сами смущали Танна, он понятия не имел, как с ними общаться, а ещё он истово желал уединения. В животе мурлыкало предвкушение первой с момента бегства из Шу-Уна сытой ночи. Он рассчитывал на то, что наконец сможет забыться и уснуть – тело было на пределе, и одним Сильным ведомо, как он ещё не свалился в горячке от перенапряжения или простуды. Возможно, суеверия его народа были правдивы: мол, магия льда хранит хозяина от болезней.

Судур помог Танну установить на окраине лагеря сетчатый деревянный каркас. Вместе они покрыли его войлоком и плотной просаленной тканью, и перевязали крепления бело-синими плетеными шнурами, призывающими под крышу покровительство Порядка. Айна, выкопав небольшое углубление в центре юрты, выложила его принесёнными из ручья камнями и, как только гость принёс хвороста для растопки, научила его разводить огонь. Первыми попытками высечь искру Танн сбил себе кожу с пальцев, чем заслужил насмешку от Судура, мол, его дети и то лучше справлялись с огнивом. Что поделаешь. Зато в их возрасте маг уже читал, бегло говорил на двух языках и заморозил свою первую лужицу.

– Циновки и покрывала я тебе одолжу на одну ночь, – предупредил Судур. – Вернешь утром. Да направят Сильные моих братьев и сестёр, и они одарят тебя всем, что нужно.

– Я даже не знаю, как отблагодарить тебя.

– Гостя привечай как брата, а брата – как себя самого. Так матушка учила.

Завтра они действительно станут в каком-то роде братьями. Какой позор – так бы сказали в клане ал Уол. Он представил себе всегда бесстрастное лицо матери, расколотое надвое гримасой презрения, и испытал прилив воистину детского стыда.

Дождавшись, пока супруги уйдут, джинн расположился на циновке и завернулся в пахнущее скотом одеяло. Огонёк трещал, пуская дым в потолочное отверстие, и согревал уставшие кости. Танн долго ворочался, слушая, как возвращаются члены клана, как они перебрасываются негромкими фразами, стучат кремнями, ставят на огонь котелки. Где-то в стороне заквохтали птицы – на ночь их, должно быть, загоняли куда-то в укромное место, чтобы защитить от хищников. Сон всё не шёл, как бы маг не призывал его, торгуясь, угрожая или умоляя. Когда над лагерем воцарилась тишина, Танн признал, что ему просто-напросто страшно снова увидеть шуунский кошмар.

Жрец-криомант, которому доверили воспитание маленького ал Уола, учил: страх победит лишь тот, кто идёт ему навстречу. Танн всегда думал, что усвоил этот урок, но теперь мог только посмеяться над собственной гордыней.

Грэй ненавидела свои сны, но ещё больше – их мерзкое послевкусие поутру, что раз за разом окунало её в прошлое. Сновидения заполняли голову бесполезными мыслями, воспоминаниями и застарелой болью, а иногда – навязчивым и липким, как мёд, отчаянием.

Сегодня девушке снова снился тот бой. Тот удар и гневный крик, рвавшийся из горла. Тёмно-синий силуэт, тонувший в тумане, весь день маячил перед Грэй, и она не понимала, как выбросить его из головы.

Акации за окном отбрасывали длинную тень – скоро должно было стемнеть. Пора. Ифритка20 отлепила себя от влажных шёлковых простыней, накинула халат и, сутулясь, подошла к противоположной от кровати стене. На ней красовалось зеркало в громоздкой позолоченной раме. Чтобы заплести косу, потребовалось время – ежедневный ритуал требовал глубокого сосредоточения. Будь воля Грэй, она бы сконцентрировалась на чём-то важнее вечернего туалета, но увы: под домашним арестом круг занятий женщины её касты весьма ограничен.