Их тёмные, словно вырезанные из сумерек силуэты будто соткались из самих теней древнего леса – пять фигур одинакового, необычно одинакового роста, в потрёпанных дорогами, но удивительно добротных кожаных плащах, с низко надвинутыми капюшонами, скрывающими лица от любопытных взглядов. Лишь изредка, когда один из них поворачивал голову, можно было заметить таинственный блеск глаз под этими капюшонами – внимательных, оценивающих, изучающих и словно просвечивающих насквозь всё и всех вокруг, запоминающих каждую мельчайшую деталь происходящего.

Самым поразительным было то, что все пятеро были совершенно одинакового роста – настолько точно одинакового, что это казалось невозможным совпадением и рождало множество суеверных домыслов. Кто-то шептал, что они – пятеро братьев-близнецов, рождённых от союза смертной женщины и древнего лесного духа. Другие уверяли, что это один и тот же человек, способный разделяться на пять сущностей. Третьи с дрожью в голосе рассказывали, что они вообще не люди, а последние уцелевшие экземпляры тех самых металлических созданий, которые бродили по миру до Великого Падения, только теперь облачённые в человеческую плоть.

О них говорили, что они мастерски, с невероятным искусством охотились на самых опасных и неуловимых зверей в диких, неисследованных землях, где когда-то возвышались светящиеся города древних и бродили их механические слуги и стражи. Рассказывали, что эти пятеро дрались лучше любого, даже самого прославленного воина из всех известных племён – их движения были молниеносными, техника боя безупречной, а удары смертоносными. Они использовали такие приёмы и тактики боя, которые казались утерянными со времён Падения, словно древние знания были заключены в их крови.

Их крайне редкие, почти мимолётные появления в разрозненных поселениях неизменно порождали новую волну восторженных мифов и взволнованных разговоров об их сверхъестественных навыках. Каждый, кто хоть мельком видел их в бою или на охоте, клялся, что ничего подобного в своей жизни больше не встречал, и эти рассказы, передаваемые из уст в уста, с каждым пересказом становились всё более невероятными.

Пятеро молча пересекли площадь, не обращая внимания на затихшую толпу, и направились к гостевой хижине – просторному строению, только что опустевшему после отъезда рыбаков из соседней деревни.

Вождь Варас прервал застывший в оцепенении суд и, выпрямившись во весь свой внушительный рост, направился к пришельцам:

– Приветствую вас в поселении озеранцев! Давно ваши тени не падали на нашу землю.

Один из пятерых – тот, что шёл впереди, – слегка наклонил голову в знак приветствия. Его голос оказался неожиданно мелодичным, хотя и хриплым, как будто им редко пользовались:

– Благодарим за гостеприимство, вождь озеранцев. Мы пришли издалека и хотели бы остановиться на несколько дней.

Больше никаких объяснений, никаких подробностей о цели их визита. Эта немногословность была характерной чертой загадочной пятёрки, что только усиливало ореол таинственности вокруг них.

Когда пришельцы разместились в гостевой хижине, жизнь поселения словно разделилась на две части: одна продолжала свой обычный ход – рыбаки собирались в обратный путь, торговцы зазывали покупателей, дети бегали между хижинами; другая же застыла в напряжённом ожидании, сосредоточившись вокруг гостевой хижины.

Местная молодёжь, особенно юноши, мечтающие о подвигах и приключениях, не могли удержаться от любопытства. Они кружили вокруг хижины, заглядывали в окна, а самые смелые даже осмеливались подходить к двери с вопросами и просьбами рассказать о жизни в диких лесах, где лежали останки древних городов, окутанные смертельной опасностью и тайнами прошлого.