Последний экспонат Рина Лаврена

Ледяной ноябрьский ветер гулял по пустым аллеям парка, срывая последние пожухлые листья с голых ветвей. Фонари, редкие и тусклые, создавали на асфальте дрожащие круги света, за пределами которых царила непроглядная тьма. В одном из таких островков света, на скамейке с облупившейся краской, сидела женщина. Ее пальцы нервно перебирали прядь темных волос, снова и снова накручивая ее на указательный палец – привычка, сохранившаяся со школьных времен, когда она так волновалась перед экзаменами.

Часы на городской ратуше пробили полночь. Звук, обычно едва слышный здесь, в глубине парка, сегодня казался оглушительно громким. Женщина вздрогнула и резко обернулась, почувствовав, как по ее спине пробежали мурашки. В темноте между деревьями что-то шевельнулось.

Шаги. Медленные, размеренные. Кто-то не спешил, словно знал, что ей некуда бежать.

"Кто… кто здесь?" – ее голос прозвучал неестественно высоко, почти детским.

Из тени вышел мужчина. Высокий, в длинном драповом пальто, с лицом, скрытым под полями шляпы. Его перчатки из тонкой кожи неестественно белели в лунном свете.

"Вы знали, что грех оставляет следы?" – его голос звучал мягко, почти заботливо, как у врача, объясняющего пациенту ход процедуры. "Как клей на страницах старой книги. Как трещина в венецианском зеркале."

Она попыталась вскочить, но ее ноги вдруг стали ватными. Перчатка коснулась ее щеки – прикосновение было удивительно нежным.

"Не бойтесь. Это будет… реставрация."

Лезвие блеснуло, отразив лунный свет.

Когда часы пробили час, на скамейке осталось лишь безупречно уложенное тело. Руки аккуратно сложены на груди, волосы расчесаны, лицо выражало почти блаженный покой. На соседнем сиденье лежала аккуратная карточка из плотного картона, на которой каллиграфическим почерком было выведено: "Экспонат №1. 12 марта 1972 года. Грех – ложь. Форма – чистая." Буквы "Р" и "С" были выведены с особым изяществом – автор явно гордился своим почерком.

Анна Соколова ненавидела воскресные смены. Музей современной истории в выходные превращался в склеп – пустые залы, тишина, нарушаемая лишь скрипом старых паркетных досок, и этот вездесущий запах – смесь нафталина, пыли и чего-то еще, чего она никогда не могла определить. Может быть, запах времени? Или забвения?

Она шла по длинному коридору запасников, где стеллажи с архивными коробками поднимались до самого потолка. Ее кроссовки (Анна всегда нарушала дресс-код, предпочитая удобство формальностям) мягко шлепали по бетонному полу. Сегодня ей нужно было найти фотографии для новой выставки "Город в 70-е" – очередная попытка директора привлечь посетителей ностальгией.

Когда она наклонилась к нижней полке, что-то блеснуло в глубине стеллажа. Анна нахмурилась и, отодвинув коробку с этикеткой "1976-1979", увидела кожаный уголок. Потянув на себя, она обнаружила старый чемодан – модель "дипломат", какие были популярны в советские времена. Кожа потрескалась по краям, металлическая фурнитура покрылась темным налетом, но замок блестел, словно его недавно трогали.

Сердце Анны почему-то забилось чаще. Она оглянулась – коридор был пуст. Дрожащими пальцами (почему они дрожат? она ведь просто нашла старую вещь) она нажала на замки. Они поддались с глухим щелчком, издав при этом звук, похожий на вздох.

Внутри, аккуратно уложенные, лежали:

Пятнадцать фотографий формата 9х12. Верхняя была слегка надорвана по краю. На ней – женщина на парковой скамейке, уложенная в неестественно красивой позе, как спящая принцесса из сказки. Но что-то было не так… Слишком бледная кожа. Слишком неподвижная грудь. И этот странный блеск открытых глаз.

Анна резко перевернула фотографию. На обороте карандашом было написано: "Эксп. №1. Проверка экспозиции."

Ее руки сами потянулись к следующему предмету – ножу с узким клинком. Даже спустя столько лет сталь сохранила зловещий блеск. Анна невольно провела пальцем по лезвию и тут же отдёрнула руку – ей показалось, что она почувствовала липкую теплоту, хотя разум твердил, что это невозможно.

И наконец – тетрадь в кожаном переплете. Страницы пожелтели от времени, но переплет выглядел почти новым. Анна открыла первую страницу.

"Экспонат №1. 12 марта 1972 года. Женщина, 28 лет. Грех – ложь. Форма – чистая. Примечание: экспозиция требует более тщательной подготовки, заметны следы волнения."

Следующая страница: "Экспонат №2. 15 апреля 1972 года. Мужчина, 35 лет. Грех – жадность. Форма – очищена. Примечание: материал сопротивлялся, испортил симметрию левого рукава."

Анна листала страницу за страницей, ее дыхание становилось все чаще. Последняя запись…

Чернила были свежими. Буквы – та же каллиграфическая вязь, но выведенная с особым тщанием, словно автор готовил особый подарок.

"Выставка начинается. Анна – идеальный финал."

В этот момент где-то в дальнем конце коридора громко хлопнула дверь. Звук был таким резким, что Анна невольно вскрикнула, роняя тетрадь. Страницы раскрылись на последней записи, где буквы "А" в ее имени были выведены с особой любовью – с изящными завитками, как в старинных рукописях.

Анна стояла перед массивной дверью кабинета следователя, сжимая в руках чемодан так крепко, что пальцы побелели. Через матовое стекло двери угадывалась тень человека, склонившегося над бумагами. Она знала эту позу – Дмитрий всегда так сидел, когда был погружен в работу, слегка наклонив голову влево, будто прислушиваясь к чему-то, что никто, кроме него, не слышал.

Она глубоко вдохнула и постучала.

– Войдите.

Голос за дверью был усталым, но узнаваемым. Три года брака оставили в ее памяти не только шрамы, но и эти мелкие детали – как он кашляет по утрам, как скрипит его голос, когда он не выспался, как пахнет его одежда после рабочего дня – кофе и старой бумагой.

Дмитрий поднял глаза и замер. Его пальцы непроизвольно сжали ручку, оставив на документе маленькую кляксу.

– Анна?

Она молча поставила чемодан на стол. Металлическая фурнитура глухо стукнула о дерево.

– Мне нужна твоя помощь.

Он посмотрел на чемодан, потом на нее, и в его глазах мелькнуло что-то знакомое – та самая смесь раздражения и беспокойства, которая появлялась всякий раз, когда она приходила с очередной «невероятной» догадкой во время их совместной работы.

– Опять какая-то тайна? – он потянулся к замку, но она резко положила руку на крышку.

– Сначала обещай, что не будешь смеяться.

Дмитрий вздохнул, откинулся на спинку кресла и провел рукой по лицу. У него появилась новая морщина между бровями – глубокая, резкая.

– Когда я последний раз смеялся?

Она открыла чемодан.

Следующие десять минут Анна наблюдала, как его лицо меняется – от скептицизма к недоумению, от недоумения к настороженности, а затем к тому выражению, которое она знала слишком хорошо. Выражению человека, который видит перед собой нечто, что не должно существовать.

Дмитрий осторожно взял фотографию, провел пальцем по краю, как будто проверяя, настоящая ли она.

– Это…

– Да.

Он перевернул снимок, прочитал надпись на обороте, затем медленно открыл тетрадь. Его глаза бегали по строчкам, иногда возвращаясь назад, перечитывая.

– Анна… – он отложил тетрадь и посмотрел на нее. – Ты понимаешь, что это может быть чьей-то больной шуткой?

Она достала из кармана последнюю фотографию – ту, что нашла у себя в ящике стола сегодня утром. На ней была она сама, спящая в своей постели. Снято через окно.

– Они уже начали, Дмитрий.

Тишина в кабинете стала густой, почти осязаемой. Где-то за стеной звонил телефон, кто-то смеялся в коридоре, но здесь, в этом маленьком пространстве, время словно остановилось.

Дмитрий наконец пошевелился. Он аккуратно сложил все обратно в чемодан и закрыл крышку с мягким щелчком.

– Хорошо. Давай по порядку.

Он потянулся к телефону, но в этот момент дверь кабинета распахнулась. На пороге стоял молодой сотрудник с папкой в руках.

– Волков, вам срочно. Нашли тело.

Дмитрий и Анна переглянулись.

– Где? – спросил он, уже зная ответ.

– В парке. На скамейке.

Молодой человек нервно облизнул губы.

– Вы не поверите, сэр. Он выглядит… как экспонат.

Тень от найденного чемодана ложится на настоящее – первая жертва нового «Реставратора» найдена в том самом парке, где начиналась история. Анна и Дмитрий оказываются втянуты в игру, правила которой написаны сорок лет назад. Но самое страшное – убийца уже сделал Анну частью своей коллекции. Дальше Анне предстоит узнать, насколько близко он подошел, и как далеко готов зайти.

Дверь редакции "Вечернего города" скрипнула, будто возмущаясь несвоевременному визиту. Анна переступила порог, и сразу же на нее обрушился хаос – грохот печатных машинок, крики редакторов, клубы сигаретного дыма. В воздухе витал запах свежей типографской краски и дешевого кофе.

Она пробиралась между столами, цепляясь локтями за стопки газет. В дальнем углу, за горой бумаг и пустых бутылок из-под чернил, сидел Максим Бережной. Его кабинет напоминал логово – стены были увешаны вырезками, фотографиями, перекрещенными красными нитями.