Но Хаук считал, что видеть будущее и знать волю богов даровано лишь избранным. Таким, как он. Шаман бросил в рот пригоршню сушёных красных грибов, разжевал и запил водой – таким был кратчайший путь к знанию потустороннего.

Слепой Филин сел на шкуру оленя, поставил рядом глубокую глиняную чашку, поместил в неё фигурки тотемов, закрыл глаза и принялся раскачиваться из стороны в сторону. Грибы подействовали. Вокруг тихо забили в барабаны. Шаман достал из мешочка порошок из дурманных трав и бросил в огонь. Пламя ответило снопом искр, от костра потянуло сладковатым дымком.

Хаук тихо запел. Его низкий хриплый голос стелился над полем точно осенний туман. Сердца молодых матерей застучали учащённо. Беоры верили, что тотем предопределяет судьбу ребёнка, поэтому с трепетом ждали воли богов.

Слепой Филин открыл глаза. Всем вокруг показалось, что бельмо шамана вспыхнуло и засветилось, точно Брандорг наполнил его тайным знанием.

– Подойди. – Хаук сделал знак Малой Лосихе. Женщина с годовалой девочкой на руках опустилась перед шаманом на колени.

Малышка спала. Слепой Филин положил ей на лобик шершавую морщинистую ладонь, посмотрел на небо и вновь зажмурился. Так он просидел с минуту. Затем тяжело вздохнул, точно узрел всю жизнь дитя, и, не разлепляя век, достал из чаши фигурку черепахи:

– Возьми.

Женщина поцеловала руку шамана, приняла тотем и удалилась с ребёнком на своё место. Она мельком улыбнулась мужу, тот удовлетворённо кивнул. Черепаха – это хорошо. Они водились ниже по течению Шуршавы – там, где круглый год стояло тепло, но беоры многое знали об этих зверях. Черепахи жили долго, имели крепкий панцирь, защищающий от врагов, и славились высокой плодовитостью. Славный тотем для дочки.

Затем настала очередь мальчика по имени Йон. Шаман повторил ритуал и вынул из чаши фигурку дятла. Мать почтительно поклонилась, так среди беоров появился новый Йон Дятел.

Эффект от грибов усиливался. Временами Хауку казалось, что небо опускалось так низко, что облака касались его плешивой макушки, а в следующую секунду воздух становился жидким, точно вода: стекал по коже, пропитывал накидку и тут же испарялся. Слепой Филин привык к этим причудам сознания и спокойно наблюдал со стороны за ощущениями. В маленьком грибе таилась большая страшная сила, так же как в одной искре скрывалась мощь лесного пожара и только обученные шаманы могли её контролировать.

Ночь имён спокойно шла своим чередом. Сегодня по воле богов Хаук вытянул ещё тотемы рыси, барсука, осоки, однорога, кислянки, седцелиста, коршуна, окуня, воробья, косматого медведя и крольня.

Ринда Тихая Зорянка с сыном подошла к шаману последней. От прикосновения Хаука ребёнок проснулся и заплакал. Но Слепой Филин не убрал руки. Его брови сдвинулись, лоб вспотел, пальцы задрожали. Ринда с беспокойством вглядывалась в напряжённое лицо шамана. Спустя несколько мгновений он передал ей тотем.

– Кто это? – удивилась Тихая Зорянка.

– Иглозуб.

Во взгляде женщины мелькнули страх и обида. Она растерянно оглянулась на мужа. Тот сердито таращился то на жену, то на шамана.

– Отродясь таких среди беоров не было, – прохрипел отец мальчика.

– Боги послали мне знак. Я исполнил их волю. Иглозуб хитёр, осторожен и беспощаден. Он отличный охотник. Его обходят стороной волки и полосатые рыси. Чем плох такой тотем?

Мать не нашла, что ответить, отец тоже промолчал. Не в их власти было спорить с богами. Взяв на руки первого иглозуба в племени, Ринда вернулась к мужу, прижалась к нему и тихонько заплакала.

Постепенно все родители с детьми разошлись по домам, а Слепой Филин продолжал сидеть и напевать свою песню. Грибы ещё действовали, спешить было некуда. Как знать, может, это последняя Ночь имён, что ему удалось провести. Надвигалась война. К следующей луне от беоров могла остаться лишь кучка золы в костровище да груда костей на поляне.