Шаман с кряхтением опёрся на клюку, поднялся и заковылял к Теранису. Воинам хотелось начать Совет, но Серый Медведь терпеливо дожидался, когда закончится ритуал. Мешать древнему обычаю не смел даже вождь.

– Слепой Филин взывал к Брандоргу?

– Слепой Филин старался, но пока будущее покрыто туманом, – угрюмо ответил Хаук.

– Может, ты съел мало грибов? – усмехнулся Гисли Золотая Форель.

– Больше не значит лучше. Я знаю меру. – Шаман скользнул взглядом по лицу Рерика. Старший сын вождя сидел молча, затачивая шершавым камнем старый топор.

– Время Совета Копий! – Голос Тераниса прогремел над очагом, заглушив все разговоры. Воины обступили вождя, а шаман, напротив, отсел подальше, чтобы здоровый глаз меньше слезился от дыма.

Нормак наблюдал со стороны. Право голоса у него появится только спустя четырнадцать лун, если вообще появится. Но слушать Чёрному Коту никто не запрещал.

– На нас идёт вождь по имени Бату. Он ведёт болотников, землероев, логовичей, гнездунов, дубравников. С ним озеряне и поляне. Их больше. Но они не знают железа. Лесные племена делают наконечники стрел из костей и зубов, топоры из камня, а острия копий обжигают в огне, чтобы придать им крепость. Их тела защищают лишь шкуры.

– Мы сокрушим их!

– Пусть идут!

– Беоры потомки медведей! Нет зверя сильнее медведя!

– Смерть болотникам! Смерть гнездунам! Смерть землероям!

Воинственные крики раздавались со всех сторон. Мужчины рвались в бой, они уже предвкушали, как проломят черепа, вспорют животы и пронзят сердца противников. Но их пыл остудил голос Тормода:

– Хороший охотник может убить стрелой и с костяным наконечником. Деревянное копьё глубоко пронзает тело в ближнем бою. Каменный топор крушит головы так же, как и железный. А ещё лесные племена умеют добывать яд из лягушек и змей. Что мешает им обмазать ядом каждое остриё? Их преимущество в численности. Пять стрел против одной нашей.

Крики смолкли и перешли в ропот. Теранис с подозрением покосился на Седого Кедра: «Неспроста он открыл дряблый рот».

Тормод, опираясь на почерневшее от времени копьё, которым он давно не пользовался по назначению, приблизился к костру. Пламя дыхнуло жаром и осветило сухую фигуру старика. Седой Кедр обвёл взглядом знакомые лица: молодые – с первым пушком над губой и морщинистые – покрытие шрамами и бородами, суровые мужские и грустные женские, свирепые и напуганные.

– Что будет, если каждый беор убьёт двух врагов? Лесное племя потеряет половину воинов, а мы – всех. Что будет, если каждый беор убьёт по пять врагов? Наши племена исчезнут. Мудрый медведь не захочет драться со стаей саблезубых волков из-за тощего кролика. Даже если он разорвёт их всех, то сам ослабнет от ран. Тогда его добьёт другой медведь.

– К чему клонит Седой Кедр? – крикнул Хрут Кривой Кабан.

– Избежать битвы – значит выиграть битву.

Гисли ударил в костёр древком копья, отчего во все стороны полетели искры:

– Беоры не бегают от врагов! Беоры делают чаши из их черепов, а из костей мастерят погремушки для младенцев!

Остальные яростно зашумели, поддерживая Золотую Форель. Тормод с грустью наблюдал, как гордыня соплеменников берёт верх над разумом.

«Они хотят умереть героями в бою и отправиться пировать в золотой очаг Брандорга, но не думают, что станет с их жёнами и детьми. Каково им будет жить в рабстве, обгладывая скелеты протухших крыс?»

– Избежать боя не значит бегать от врагов!

Все обернулись на Ормара. Тот стоял по другую сторону от костра и Седого Кедра. На груди Бродячего Волка чернело богатое ожерелье из когтей и зубов побеждённых хищников.