Понятие «правовой» имеет свою историю. «Право» в настоящее время обычно определяется как «корпус правил». Правила, в свою очередь, обычно считаются производными от статутов и там, где признается судебное законотворчество, от решений судов. Право в действии включает правовые учреждения и процедуры, правовые ценности и правовые понятия и образ мысли, равно как и правовые правила. Оно включает то, что иногда называют «правовым процессом». Лон Л. Фуллер[54] определил право как «предприятие по подчинению человеческого поведения руководству правил».

Это определение справедливо подчеркивает примат правовой деятельности над правовыми правилами. Цель этого предприятия – не только создание и применение правил, но и другие способы руководства, включая подачу голосов, выдачу ордеров, назначение официальных лиц и вынесение суждений. У права есть и другие задачи, кроме руководства в обычном смысле этого слова: право – это предприятие по облегчению добровольных договоренностей через переговоры по сделкам, выпуск документов (например, кредитных или документов на право владения) и другие акты правового характера. Право в действии состоит из людей, занимающихся законотворчеством, отправлением правосудия, вынесением судебных решений, переговорами и другими правовыми действиями.

Важным моментом такого подхода является предпосылка, что формируемые и создаваемые нормы и правила человеческого общежития не всегда приобретают юридическую форму, оставаясь при этом правовыми. При этом гораздо значительнее и многообразнее сохраняется объем неотфиксированных неправовых действий, сохраняющих достаточно устойчивый неправовой тренд в условиях современных общественных изменений.

В этом смысле с правом происходит то же самое, что и с политикой. Ведь не вся политика и не всегда облекается в ясные и доступные формы. Если бы этого не было, то не было и необходимости в политологии. Политология же как научное объяснение и интерпретация политики необходима в силу постоянной неясности и непрозрачности практической политики как таковой, ее постоянной иррациональности и практического несовершенства человеческой, в том числе политической, деятельности в принципе.

Но при этом важно, что политологическая интерпретация этого процесса, как существующего в действительности, становится несколько иной, нежели процедурная и нормативно-формально-законодательная юридизация. Происходит это в силу различия политического и юридического мышления как такового, политической и юридической квалификации экспертов как родственных, но принципиально различных.

Качество и содержание политики и политических процессов определяется и выводится не из предметного мира жизни людей, а определяется индикативной способностью профессионалов-политологов. Именно они способны формировать политическую повестку дня, равно как и «снимать» с политической повестки дня сюжеты, которым не следует придавать политического смысла.

В концептуально-теоретическом и культурологическом плане такой подход, несомненно, тяготеет к основаниям и истокам постмодернизма. В его основе лежит отказ от подражания действительности и расхождение с философами просвещения, которые считали, что они в состоянии открыть причины поступков человека, а следовательно, и политика, а также целостных и системных изменений в обществе, которые лежат в их основе и в то же время скрыты как от тех, кто в этих изменениях принимает непосредственное участие, так и от тех, кто совершает поступки