Итогом такой постановки вопроса получается системная и завершенная ситуация. Устойчивые линии и тенденции развития такой ситуации могут быть сформулированы так: от знания условий необходимости возведения в норму и определения предмета правового регулирования – к правовому закону (юридическая работа и законотворческая деятельность) и от него к условиям и практикам перехода нормативного и законодательного действия в лоно человеческого поведения в условиях новой социальности и культуры (политическая работа).

Получается, что формулировка о допустимости неправовой политики, имеет совершенно иной смысл, нежели тот, который проистекает или может проистекать из традиционного юридического мышления. Юристы в тех случаях, когда речь идет об отсутствии или сложности юридической квалификации нового или неизвестного в правоприменительной практике политического действия, такие события, скорее всего, будут трактовать как девиантные, отклоняющиеся от нормы права. С той же уверенностью можно будет говорить и о их желании рассматривать неправовое политическое поведение как тяготеющее если не к преступному, то, по крайней мере, к тому, которое может быть квалифицировано как проступок с вытекающими отсюда санкциями и последствиями.

В политологическом же контексте неправовые политические действия – вещь естественная для современного этапа развития общественных отношений. Она естественна в силу динамической активности современного человека и достаточно высоких темпов общественных изменений.

С юристами и правоведами по этому вопросу необходимо договариваться о смыслах и формах интерпретации политических и правовых приоритетов. Юридическое и политическое сообщество должно быть профессионализировано не только на предмет «введения в право» – что и как облекать в форму закона, но и на предмет «выхода из правового поля» – что и как делать взамен нормативизма (нормативного действия) социальностью – социальными практиками и социальным действием.

В итоге логика всей цепи юридических и политических действий должна укладываться в общий, системный тренд – от пороков социальности к праву, норме и закону и от них – к исправленной и совершенной социальности, характерной для культуры, истории и темпа общественных изменений данного государственно-пространственного образования.

Такой системный тренд вытекает из универсальной устремленности социальности к физическому миру[53], являющемуся конечным пределом человеческой жизни как таковой. Именно физические параметры окружающего нас мира и должны стать индикаторами скорости и быстроты человеческих действий, их универсальности и неповторимости, а политика и право этому не только не должны мешать, а всячески способствовать.

Результативная современная политика не может обходиться без правовой составляющей, не может ее не учитывать. Но, как результативная и эффективная, политика становится таковой в тех случаях и в тех ситуациях, когда действует «поверх права». В этом смысле политическое действие «поверх права» есть действие «поверх» старой системы юридических координат. Современное политическое действие есть одновременно и правовое действие, обеспечивающие, гармонизирующее, нормализующее, например, такие ценности, как права человека или права народов на самоопределение. Бесконечное юридико-правовое регулирование, как то: настройка и перенастройка парламентских и околопарламентских законодательных процедур – эффективной политики не создает. Современная бюрократия в этих случаях всегда выигрывает у политиков, а следовательно, не дает шанса для развития гражданских инициатив, «проваливая» их в процедурных согласованиях. Получается, что, если политики исповедуют старое право и старое учение о соотношении права и законодательства, политика в лучшем случае становится стабилизационной, но никак не политикой развития. И наоборот, там, где используются современные подходы политологии, в том числе применительно к правовым сферам, результат становится более значимым. Ключевым фактором и инструментом этой предельно сложной работы является универсальное, исходное для политика и юриста, понятие права, а также политики как таковой.