Подняться и идти Елена Введенская

«Ничего не кончается.

И даже когда нет рядом рук,

поднимающих тебя, упавшего, не плачь.

Не будет рук – будет верёвочка,

за которую можно удержаться.

Встань и иди дальше. Ты сможешь».

Елизавета Глинка «Я всегда на стороне слабого».

Поняться и идти

Глава 1

.

В неврологическом отделении детской городской больницы закончился завтрак. Убиралась со столов посуда, позвякивали тарелки, ложки, шаркала по полу швабра. Сквозь приоткрытые фрамуги тёплый ветер разносил по коридору сладкий аромат цветущих пионов.

В холле у сестринского поста трое ребят с любопытством прислушивались к разговору медсестер. Подошёл врач из соседнего отделения, положил на стол чью–то историю, взгляд мимолетно скользнул по подносам с лекарствами.

– Ого! Это кому столько?

– В восемнадцатую. Мальчик с ДНР у нас.

– Что с ним?

– Ноги, парапарез. Семья у него погибла, родители и брат пятилетний. Видеть никого не хочет. Психолог ходит, толку пока нет. К стене отвернётся и молчит.

– Сколько ему?

– Тринадцать.

Помрачнел, покачал головой.

– Ему бы с ровесниками подружиться с кем–то… Историю Бородину передайте, пожалуйста, – врач ушел.

Одна из медсестёр отправилась разносить лекарства, вторая осталась заканчивать работу. В тишине коридора мирно шуршали блистеры, таблетки с коротким пластмассовым стуком падали на дно стаканчиков.

Восемнадцатая палата находилась в конце коридора. Самое тихое место на этаже. Никита лежал, отвернувшись к стене, колени поджались к подбородку, взгляд застрял на едва заметной трещине.

Дверь приоткрылась, заглянула санитарка.

– Никита, ничего не надо?

Зашаркали казённые кожаные тапки, женщина вошла. Отодвинула кресло–каталку, влажная тряпка прошлась по тумбочке, сползшее одеяло легло на место.

Никита не шевелился.

– Зови, если что. Кнопку нажми, я приду, – санитарка сокрушённо покачала головой.

– Хорошо, – зубы сжались, рывком зашвырнул край одеяла на голову, пальцы вцепились в подушку, стиснули так, что отдало в локоть.

Принесли блокнот, он стал рисовать. От судорожного нажима грифели дырявили листки и ломались. Срывал, комкал страницу в шебуршащий комок, снова рисовал. Боль выплёскивалась.

В коридоре послышалось шушуканье, дверь приоткрылась. В образовавшуюся щель просунулась светло рыжая голова невысокого, пухлого мальчишки лет двенадцати. Серые треники с вытянутыми коленками, выцветшая красная футболка, пластиковые синие шлёпки. В руках бейсболку мнёт.

"Поглазеть пришёл…".

– Чего тебе?

– Я зайду?

– Зачем?

– Да, ни зачем. Познакомиться. Можно?

Никита помедлил, кивнул.

– Я, это… Чего пришел… Меня Андрюха зовут. Мы вчетвером в палате, а ты один. Скучно, наверное… – Покосился на каталку, шмыгнул носом. – Ты что, ходить вообще не будешь никогда? – мальчишка топтался у входа и теребил кепку в дурацких красных крокодильчиках.

Никита задохнулся:

– Уйди…!

– Ну, погоди! Я просто так спросил.

– Уходи.

– Хочешь, планшет с киношками закачанными принесу? Не обижайся!

– Уйди!

Андрюха выскользнул в коридор. Закрывая дверь, бросил с порога:

– Я принесу планшет.

Никита откинулся на подушку, кулаки сжались. До боли, до побелевших костяшек. Начал бить по одеялу, по неподвижным ногам.

"Почему…! Почему…! Мам…?"

Переговорщик вернулся в холл.

"Зря пошёл. Все Алёнка… Дурак, конечно, брякнул. А, откуда я знаю, о чём с ним говорить?!"

Его ждали, вскочили навстречу, утащили к окнам, за кадки с пальмами.

– Ну, как…?

– Да–а… – Андрюха поморщился, досадливо мотнул головой, нацепил кепку. – Не вышло разговора. Не знаю я, о чем с ним говорить. Планшет обещал занести. Если не выгонит, конечно.

– Ничего. Главное, попробовали. Не расстраивайся. Надо ещё раз попытаться. Жуть берёт представить, каково ему, – девочка встряхнула головой. Лёгкие, золотисто льняные волосы метнулись из стороны в сторону, она собрала их в хвост, скрепила заколкой, строго посмотрела на второго мальчишку, – Паш, если у Андрюхи не выйдет, тогда ты, ладно? – Ясные, серые глаза смотрели серьёзно и настойчиво.

– Ладно. – Павлик нехотя кивнул. – Только я не спец по налаживанию контактов. И я уже говорил, Алён. Зря мы это затеяли.

– Не зря. Точно, не зря. Андрюх, кепку сними, опять наругают.

– Это ж талисман.

– А им есть разница…?

Глава 2

.

Никита дремал. Принесли, оставили на тумбочке обед. Въевшийся в стены лекарственный дух перебил запах щей и творога. Проснулся, глянул на поднос.

"Сырники… Пап, ты так их любил… С изюмом, и сметаны, чтоб много. Папа…!"

Комом в горле встала боль, захлестнуло так, что в глазах потемнело. Он отбросил ложку, попытался вскочить. Упал, ушиб бедро и локоть. Кое–как подтянулся, лёг, прильнул лбом к холодной стене и притих.

…Лето, море, скандальные крики чаек, поджаривающее солнце и сладко солёный запах мидий. Они только приехали. Чтобы не искать место среди тесноты наезжающих друг на друга лежаков, ушли купаться на дикий пляж. Узкий, каменистый. Прибой пытается утащить крупные, отполированные водой валуны. Рокочет, выбрасывая пенистую волну, захватывает мелкую гальку, с ворчливым шуршанием отползает назад.

К вечеру Никита сильно обгорел. Прикрылся рубашкой и терпел. Мама догадалась.

– Ложись на живот, герой. Я не заметила, так и молчал бы?

Отец потрепал по макушке.

– Ничего, сын, прорвёмся. Помнишь, да? "Подняться и идти дальше…". Ночью купаться пойдем!

– Плалвёмся! – Илюха присел рядом на корточки. Ладошка решительно хлопнулась об отсвечивающую недавней ссадиной коленку. С курчавой головы стекали солёные капли, мгновенно высыхая на горячих камнях.

Мама осторожно втирала крем в болезненно чуткую кожу. Ладони лёгкие, как дуновение тёплого воздуха. От ласковых прикосновений становилось легче.

Прошло часа два. Он то проваливался в тяжёлый сон, то просыпался и лежал неподвижно. Наконец сел, взял блокнот, стал рисовать. Исчеркал пару листков, откинулся на подушку. По губам скользнула горькая ухмылка, карандаш снова забегал по бумаге.

На листке появилась фигурка ножки–ручки–огуречик. Поглядел на дружелюбную рожицу, добавил ёжик волос, и подписал Тимоха. Глядя на рисунок, пробормотал:

– Другом будешь.

Захлопнул блокнот, бросил на тумбочку. Задремал. Снова снилось море. В накатывающих на берег волнах барахтался, заливаясь смехом, Илюха. Отец принёс варёную кукурузу, её повсюду продавали на пляже. Никита очистил горячий початок от спутанных, шелковистых прядей, вонзил зубы в солоноватую, сладко пахнущую мякоть. Мама смотрела на него и улыбалась…

Потянуло сквозняком, в палату заглянул Андрюха.

– Я планшет принёс. Зайду?

Никита открыл глаза. Посмотрел, словно выстрелил. Рыжий собрался ретироваться, но взгляд смягчился, Никита кивнул.

– Вот. Здесь киношки, видосы всякие. Зарядник на тумбочке, если что. – Андрюха подошел, протянул новенький красный планшет.

– Спасибо. – Никита раскрыл гаджет.

– Где что, показать?

– Не надо. Разберусь.

– Тебя как зовут?

– Никита. Можно Ник. – Кивнул на соседнюю кровать. – Садись.

– Нас, так то, трое. Девчонка ещё, Алёнка и Пашка. Алёнка волонтёрит, животных спасает бездомных. А Павлик ботаник. Ну, в смысле, изучает животных. Все заморочки ихние знает, кучу книжек прочитал. Они всё время чего–нибудь рассказывают, с ними интересно. Мы в столовой за одним столом сидим.

– Зоолог.

– Что? А, ну да. Перепутал. Ты рисуешь? Умеешь? – Андрюха кивнул на блокнот.

– Да, нет. – Напряжённое лицо немного расслабилось. – Так, время занять.

– А на руке это что? – Андрюха показал на самодельный браслет на запястье.

Никита нахмурился, пальцы затеребили цветные шарики.

"Илюха… Почемучка. Как доставал бесконечными вопросами… Голосок всепроникающий. И подушка на уши не спасала".

Этот голос звучал в голове, Никита очень боялся его забыть…

В конце зимы Илюха принёс подарок. Они постоянно что–то мастерили в садике. В этот раз в группу принесли наборы разноцветных, пластмассовых бусин. Раздали каждому по горсти, велели нанизывать на резинку. Концы скрепили, получился браслет. Весь светящийся от гордости, Илюха вручил его старшему брату. Пришлось надеть и носить эту нелепицу, иначе жуткая обида.

Дурацкий подарок стал сокровищем. Пальцы сами собой тянулись к нему.

"… Только море и успел увидеть… А я живой. Зачем…?"

– Я что–то не то спросил? – Андрей тревожно смотрел на ушедшего в себя Никиту.

Ник поднял глаза.

– …Это брат подарил. Про себя расскажи.

– Да про меня рассказывать особо нечего. Мы с мамой живём. Она проводником работает, я на хозяйстве. Раньше с бабушкой оставляли, теперь сам справляюсь.

– Понятно.

– Тебе, может, игры ещё закачать?

– Не надо. …Шахматы вот если б… Настоящие.

– Я спрошу. Ты играешь?

– Да. Разряд.

– Ух ты! Я постараюсь. Найдём.

Андрюха поднялся.

– Ну, я пойду. Мы потом с Пашкой, с Алёнкой ещё придём, ладно?

– Хорошо.

Никита остался один. По потолку лениво ползала просочившаяся сквозь сетки мошка, он машинально следил за ней взглядом. Ветер взметнул лёгкие занавески, занёс в комнату приторно–кислый аромат яблочной выпечки. Никита закрыл глаза, медленно втянул запах.

" Рита…".

Они жили в одном подъезде. Один садик, потом один класс. После школы Ник оставался у Риты, её бабушка присматривала за обоими. Она часто пекла яблочные пирожки…

К последнему сентябрю соседи вернулись из отпуска накануне вечером. Никита увидел подружку уже в классе и едва узнал, – вытянулась, постройнела, вместо косичек каштановые волны раскидались по плечам, тёплые медово–карие глаза смеются из–под пушистых ресниц.