Племя – исток, племя – исход Глеб Селезнев

© Глеб Селезнев, 2019

ISBN 978-5-0050-7320-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В одной из Книг Памяти Юве́а-Да́рга, в цикле, посвящённом утрате Мергало́на и её предыстории, есть такое четверостишие:

Кто был тем весёлым поэтом, невпопад, в серьёзную историческую книгу, вписавшим данные строки, неизвестно. Скорее всего, это был кто-то из юных предносящих – учеников магов Круга Ожидания, и остаётся только догадываться, какое наказание он понёс за свою выходку, и понёс ли вообще, стих-то ведь оставили.

Речь в нём идёт, конечно, о Вулга́ре – первом избранном короле новой эпохи, которого сами маги и нарекли данным именем, и, в значительной степени, довели до трона. Однако, надежд, возложенных на него, Вулгар, названный от рождения Цзарой, никак не оправдал, и великих целей своих маги через него так и не достигли. Хотя, туа́мы – жители страны, которой стал править Вулгар – навсегда запомнили помощь магов и объявили о постоянной защите Круга Ожидания и Башни Ювеа-Дарга. Поэтому маги всё же получили свою выгоду во всей этой истории и всегда с большим уважением во всех своих летописях отзывались об этом до поры до времени никому неизвестном туаме. Тем боле что не было его вины в том, что вся эта история закончилась не так, как планировали они.

До сих пор неизвестно, как они нашли его, хотя в этом нет ничего удивительного – ведь они располагают наследием вала́ров. Другой вопрос – почему они выбрали именно его, ведь даже никто из предков этого юноши никогда не занимал ни должности вождя своего племени, ни даже должности кого-нибудь к вождю приближённого. Кстати, вообще неизвестно о происхождении и жизни предков Цзары, ясно только то, что самые далёкие его пращуры пришли вместе со своим народом на территорию Хаа́ска давным-давно с Дальнего Запада, на котором ныне обитают одни иноду́мы.

Всё своё детство Цзара провёл в степи, принадлежавшей племени Дождей, с которой оно не укочёвывало в те времена несколько долгих лет – просто некуда было кочевать. К семнадцати годам Цзара уже соорудил свой арду́ – переносное жилище туамов-кочевников, научился охотиться в одиночку и изготовил собственный лук из слизнякового дерева – в общем, сделал всё, чтобы стать мужем. Почти весь народ туамов, кроме, разве что, племени Высоколазов, следовал подобному обычаю, а именно: мужчина, достигший совершеннолетия, не имел права брать жену и заводить детей, пока не обзаведётся некоторым хозяйством и не овладеет навыками, необходимыми для жизни и блага будущей семьи. Женщину, готовую стать его женой, Цзара уже давно выбрал, поэтому ему оставалось только одно: убить большого ниву́ра и принести его на совет приближённых к вождю туамов, дабы сие собрание решило – готов ли он к ипостаси мужа-охотника, или же ещё нет. Именно в этот ответственный для юноши день и случились те решающие события, благодаря которым, река его жизни сделала резкий и неожиданный поворот.

Выйдя в степь с самого раннего часа, в то время, когда сонные ещё и проголодавшиеся за ночь нивуры – массивные стадные животные наименее бдительны, Цзара быстро почуял запах пастбища. Идти пришлось недалеко, так как стадо остановилось совсем рядом с долгосрочным лагерем племени, на берегу реки Желтова́рой. Правда, обосновалось оно по левую сторону Скудняка – ручья-притока Желтоварой, и его пришлось переплывать, поднявшись на несколько сот шагов вверх по течению.

Долго и упорно молодой туам подбирался к водопою нивуров, прежде чем выбрал из них самого смелого и самоуверенного – того, который не боялся уходить дальше всех о стада. И в решающий момент он, подобно дикому хищнику, бросился из высокой травы на загривок огромному животному, намереваясь в несколько мгновений перерезать тому горло. Но нивур одним мощнейшим толчком скинул юношу с горба, располагавшегося между его лопаток, и рванулся в сторону от повисшего у него на шее Цзары. Туам вцепился в жирную волосатую шкуру животного изо всех сил и не выпустил бы её, даже несмотря на то, что ударился головой о камень, если бы не видение, пришедшее откуда ни возьмись сквозь вспышку света перед глазами, сопровождавшую болезненный удар.

Цзара в нелепой позе остался сидеть на земле, ошалело глядя в сторону убегающего нивура. Перед глазами его, постепенно ускользая куда-то, словно дым, сдуваемый ветром, всё ещё маячил образ возникшего в упущенный момент всадника на белом скакуне, прижавшего к губам скрученный вдвое рог. Но не так важно было само видение, сколько звук, пришедший издалека – Цзара мог поклясться, что он был реальным. Только вот Рог Сердец, а уж тем паче племени Дождей, туамы не использовали со времён незапамятных.

Схватив лук и костяную палицу, забыв и о нивурах и об обряде, Цзара, помчался к селению. Оказавшись там через несколько минут, юноша увидел странную картину: совет приближённых к вождю, похоже, не стал ждать и начался без него, причём на топоте, а не у арду шаманов, как полагалось, и собрались на нём чуть ли не все соплеменники Цзары. И что больше всего бросалось в глаза – лица туамов были какие-то тревожно-скорбные.

Стараясь не привлекать особого внимания (впрочем, старайся он даже делать обратное, у него это вряд ли бы получилось – все напряжённо вслушивались в голоса вождя и шаманов), Цзара потихоньку подошёл к краю площади. Площадь эта среди туамов называлась обычно топотом – так как являла собой место, свободное от торчащих вокруг куполов арду и была больше всего вытоптана ногами. В центре топота был сложен большой очаг племени, который разжигали с наступлением вечера. Подле очага стоя, а не сидя на земле, как полагалось на больших советах, разговаривали, то задумчиво глядя в землю, то вспыхивая гневом и яростно жестикулируя, то обречённо опуская руки, главы самых уважаемых в племени семей, оба шамана и сам вождь Тку́нтву. Цзара встал в один ряд с туамами, образующими вокруг говорящих плотное кольцо и прислушался.

– Были же предложения перекочёвывать этой весной, – сокрушённо бросил, ни к кому не обращаясь и вообще глядя в землю, Двэ́взу – престарелый туам, давно вышедший из возраста охотника и верховодивший уже долгое время «земляным делом» – добычей женщинами в лесу и степи кореньев, растительных приправ и компонентов для снадобий.

– И что тогда? – зло скривившись, спросил Туэ́тца, отвечающий за запасы всего съестного содержания, заготавливаемого племенем впрок. – Сква́рны пришли бы в эту степь и, не найдя тут племени, отправились бы в Мергалон с пустыми руками? А по́дать бы мы каким образом им платили? Птицам к лапам привязывая?

Двэвзу и до того был мрачным, а теперь нахмурился ещё пуще, став темнее головёшек от кострища, рядом с которым стоял.

– Для того, чтобы воины Мау́ра отправились в Мергалон с пустыми руками, а не решили бы нас искать, нужно было бы идти далеко, – рассудительно проговорил Са́а – самый старый из приближённых к вождю туамов. – Если на север, то до самого Вирсинкского леса.

– К племени Голого Солнца… – послышался чей-то едва внятный голос, и было непонятно, откуда он прозвучал – из окружения советников вождя или из толпы, что его обступила.

– Племя Голого Солнца, говорят, не платит скварнам подати… – снова послышался чей-то голос, но уже более разборчивый.

– Тихо! – оборвал вождь Ткунтву, повернувшись на время к туамам, после чего наступила продолжительная тишина. Цзара всё настороженно мотал головой по сторонам, пытаясь высмотреть в толпе кого-нибудь, у кого можно бы было спросить о том, что же всё-таки случилось. Из разговора он не понял решительно ничего.

Через несколько минут непрерывного молчания, продравшись сквозь толпу, к главному очагу, сильно спеша, вышел самый молодой из приближённых – Тэйеву́на, главный охотник и лидер воинов племени.

– Вождь, – обратился он к Ткунтву, – В арду не осталось ни одного туама, все здесь, на площади. Воины, ушедшие вчера на большую охоту, вернулись, но встречи со скварнами им, как мы надеялись, избежать не удалось. Вернулось только четверо, – при этих словах по толпе прошелестел почти неслышимый ропот. – Итого, скварны забрали с собой тридцать семь здоровых сильных мужчин. Если считать троих убитых, мы потеряли ровно сорок воинов, – Тэйевуна замолчал, и снова настала тишина.

Так значит скварны приходили за воинами, с болью в сердце подумал Цзара. Скорее всего, Мергалон начал войну, о которой так давно шли слухи. Только вот с кем они собрались воевать? Неужели и впрямь с одной из рас инодумов? С возрекающими у них не могло быть никаких распрь: Хааск платил дань скварнам, с Лиго́ндом у них был союз – самый сильный в окрами́рье, как говорили… Луноглазые вообще не жили племенами… Нервные размышления в голове Цзары текли, словно сами собой, а он всё не мог сосредоточиться и понять, что за тревожное предчувствие пробивается сквозь них, хотя оно и было таким очевидным. Внезапно резко и с дикой яростью заговорил Туэтца, и слова его, словно плётка из сухожилий, стали хлестать по сердцу:

– Из тех троих только двое были воинами, да и вообще могли зваться туамами. Этот приблудный Птах вообще был никуда не годен, клюйте стервятники того бездельника душу…