– Спасибо, на добром слове, – поблагодарил Николай Ильич глухим голосом.

– Завсегда рады помочь! – отвечал пристав бодро, продолжая просматривать какие-то бумаги. Впрочем, Николай Ильич уже давно заметил, что делает это служивый не из надобности, а просто так, чтобы важности своего положения прибавить.

Николай Ильич испытывал страх перед местностью, с которой нормального нет сообщения, и продолжил расспрос:

– Значит, когда морозы вдарят, оттуда не выбраться? – Он поднялся со стула.

– Отчего же? – удивился пристав. – На санях пожалуйте, если выносливостью такой обладаете!

– На санях, – повторился эхом Николай Ильич и вздрогнул от зычного рёва, неожиданно вырвавшегося из глотки служивого:

– Емельянов!

Пристав пригладил усы и усмехнулся:

– Извиняйте, не хотел напужать!

На пороге возник средней полноты мужчина в засаленной шинельке, на которой красовались унтер-офицерские погоны, слегка загнутые вверх над рукавом.

– Слушаю вас, ваше высокоблагородие! – отрапортовал он.

– Вот, принимай себе Саранина Николая Ильича, – стал вводить в курс дела пристав. – Определил я ему покамест у Полянской! Да проводи до дому…

Едва оказавшись на улице, городничий сходу стал наставлять:

– Софья Григорьевна вдова, – рассказывал он. – На постой берёт с охотою, лишняя копейка не помешает при её положении. Две дочери имеет. Обе замужем. Женщина строгая, но в меру.

– Надолго ли я у неё? – простонал Николай Ильич.

– Пароходом третьего дня и двинете!

– Чем же себя до этого времени здесь занять посоветуете? – интересовался Николай Ильич, надеясь, что подскажет ему сейчас служивый, где в Красноярске заведение, подобное тому, что они с Моховым навещали в Петербурге.

– В синематограф сходите, – рекомендовал унтер офицер. – Бывали раньше или нет?

– Эка невидаль! Я ведь из Петербурга, – начал было он, но унтер-офицер оборвал его:

– Извольте по-новому величать! – строго сказал он.

– Какая разница? – Николай Ильич удивился. Он невольно вспомнил, как его точно также одёрнули летом по приезде из Копенгагена.

«Выходит, полицейским циркуляром дали приказ так поправлять тех, кто старое название столицы потребляет», – сделал вывод Николай Ильич.

– Вражье это было название, – сказал унтер-офицер в подтверждение его мыслям. – Петроград теперича именуем.

– Пусть будет по-вашему, – согласился Николай Ильич, семеня сбоку и чуть позади городового.

Как оказалось, дом Полянской располагался на той же улице, что и участок. Он имел два этажа и сделан был из дерева. Они прошли через двор, вдоль заборов которого стояли огромные поленницы дров, и поднялись по скрипучим ступенькам крыльца.

Двери на стук им открыла тихая и маленькая, похожая на тень девушка. Стыдливо пряча взгляд, она выслушала городового и посторонилась.

– Завсегда матушка рада гостям, – проговорила она тихо. – Давеча сказывала, коли от полицмейстера кто с городничим будет, пустить и комнату наверху показать.

– Сама-то она сейчас дома? – справился городовой.

– Отдохнуть прилегла, – рапортовала девка. – Позвать?

– Нет! – Городничий покрутил головой. – Коли предупредила, зачем почём зря тревожить?

Откланявшись, он ушёл, а Николай Ильич проследовал за девкой.

Комнатка была крохотная. В ней с трудом умещалась кровать, письменный стол и шкаф. На окнах занавески с петушками, шитыми крестиком. На стене тикали ходики.

Николай Ильич поморщился. Показалось ему, что уж очень громко они звучат и будут ему спать мешать.

– А вы кем приходитесь хозяйке? – спросил, как бы невзначай, Николай Ильич у девушки.

Домотканый сарафан скрывал нескладную фигурку. На голове обыкновенный платок.