Рассуждал про себя Николай Ильич об своём положении, а у самого слабость в ногах и шум в голове появились. Ещё немного, и тошнота прибавилась.

Он поднялся, собираясь вернуться в комнату, которую ему бабка предоставила для постоя, однако пол качнулся и, словно живой стал, а стены поплыли.

Николай Ильич ухватился за отворот и потянул. Нужды в том, конечно, не было, всё больше от паники.

Софья Григорьевна заподозрила неладное и насторожилась.

– Что с тобой, милок? – спросила она взволнованно.

– Плохо мне, – пожаловался Николай Ильич слабеющим голосом.

Болеть он боялся. Тем более, здесь, в этой глуши, где и лекарей то, поди, нормальных днём с огнём не сыщешь. А ну, как если что серьёзное, что тогда? Помирать?

Дубина, после ухода Савы, собирался заняться сбором грибов и их сушкой. Опять же стенку в землянке поправить надо. Лень ему было зараз колья чаще ставить. Земля стала подсыхать и осыпаться, всей своей массой наваливаясь на препятствие, от того стволы тонких деревьев стали угрожающе выгибаться аккурат над тем местом, где он спит. Того гляди, ночью завалит его совсем. Однако визит дружка нашёл ему оправдание, в этот раз от работы любой отказаться в пользу умственных изысканий. Они, по его пониманию, требуют спокойствия и тишины. Опять же, взвесить надо не то, с какой стороны к лопате той же подойти, а как двух супостатов порешить, а заодно их добро к рукам прибрать. Так что он всерьёз взялся за размышления, чем полдня и занимался, ещё и ночь прихватил. К тому же спать в тайге тяжко. Донимают комары и блохи, которых здесь, в землянке, не счесть. Будто живности другой нет, налегли они на него. Ещё жуки всякие по лицу и телу бегают. Норовят то в ухо, но в нос залезть. Так, тихо матерясь, ёрзая и отмахиваясь от гудящей вокруг черноты, корчился Дубина, мучая себя раздумьями.

Несмотря на внешнюю простоту, обладал Дубина незаурядной хитростью и смекалкой, которая присуща большинству русских мужиков. Особливо она, эта смекалистость, работать начинает, когда им голодно и холодно становится. Или ещё чего похуже. В сочетании с тем, что кроме как думу думать, у Дубины в такое время суток особых дел не было, это вскорости принесло свои плоды и уже к середине ночи у него возник план. Главное, для себя он решил, Саву не слушать, а богатством, что разбойники в лесу прячут, завладеть нужно без всяких опасных знакомств с ними и убийств. Ведь у этих мужиков всё и без него справно получается. Наловчились они уже вдвоём свои дела вершить. Отсюда выходит, брать они его к себе подельником не станут, в лучшем случае, прогонят. С другой стороны, Сава сказывал, и Дубина с ним полностью согласен, что добро они наверняка в зимовье не держат. Мало ли? Заприметить его на раз. Лихих людей, окромя них в округе хватает, а жилище своё они надолго бросают, когда на дурное дело уходят. Значит, обустроили где-то в тайге тайник. Поэтому лучше не придумать, чем укрыться поблизости с их норой и ждать, когда они после очередного дела пойдут добро прятать. Вот за этим занятием за ними и нужно будет проследить, чтобы опосля всё разом к рукам прибрать… Пусть они ещё ходят на дело, грабят и убивают. Дубина будет сидеть рядышком, затаившись, и ждать, когда они собираться начнут в тёплые края. Наверняка добра у них столько, что на двоих нести. Друг дружку трогать не станут. Зачем? Вдвоём всегда сподручнее. Ещё он решил не делиться награбленным с Савой. Даже оправдание этому нашёл. Дубина вдруг уверовал в то, что не подрежь его дружок на покосе, не схватился бы он за полено, когда свою Катерину избивал. Ведь с чего всё началось? Упрекнула, что почти весь сенокос Дубина дома сиднем просидел, и теперь не знает она, чем скотину кормить зимой. А отчего Дубина работать не мог? От того, что Савка его косой приласкал. Вот оно на то и выходит, что дружок его просто обязан ему по гроб жизни…