Плац. Том 2 Альберт Байкалов

© Альберт Байкалов, 2025

ISBN 978-5-0067-3311-4 (т. 2)

ISBN 978-5-0067-3309-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Джордж Уильям Бьюкенен перебежал булыжную мостовую перед самой двуколкой и шагнул на тротуар.

– У-фф!

Запоздало учащённо застучало сердце, туго отдавая в виски. Он не сдержал улыбки. Как могло показаться со стороны – просто эмоциональный порыв, который мог стоить ему жизни. Лошадь от внезапно возникшего перед ней человека, громко фыркнула и повела в бок мордой, тараща похожий на огромную маслину глаз. Бьюкенену даже показалось, будто он ощутил щекой упругий воздух, вылетевший с мелкими брызгами из напряжённо округлившихся ноздрей. Странное и со стороны казавшееся спонтанным озорство, тоской навеявшее память о детстве, не соответствовало ни рангу Бьюкенена, ни его возрасту, но было вынужденным. Он будто бы непроизвольно осмотрелся. Нет, никто не заметил его выходки, никто не показывал пальцем и не стоял с открытым ртом, удивлённый прыткостью отчаянного старика. Разве что «ванька», правивший экипажем, отвесил в его адрес крепкое словцо, да трижды осенил себя крестом…

Бьюкенен одёрнул френч, тронул галстук, будто бы проверяя, на месте он или нет, и как ни в чём не бывало, направился по выложенному бетонными плитами тротуару. Навстречу прошла чопорная дама с девочкой. Судя по качеству и стилю одежды, скорее гувернантка с хозяйской дочкой. На женщине была надета какая-то странная, яркая, желтоватая юбка с пошленькой бахромой и зелёная кофточка. На фоне своей подопечной, которая была в кремовом платье с вышитыми узорами она смотрелась безвкусно. Головы обеих украшали шляпки. Провожая их взглядом, он посмотрел вслед так, словно увидел знакомую, но слишком поздно узнал её. Таким образом дипломат ещё раз оглядел улицу позади себя. Ничего, что могло бы его насторожить. Сильно хромая, следом шёл какой-то солдат в шинели, за которым понуро тащилась бродячая собака. Ещё по дороге гремел, треща сизым дымом автомобиль, медленно нагоняя двуколку…

– Санитарная колонна имени наследника цесаревича, – прочёл про себя Бьюкенен надпись, сделанную белой краской, витиеватыми буквами на чёрных дверцах. Он не говорил на русском языке и знал лишь несколько самых распространённых фраз, но запомнил смысл наиболее часто встречающихся вывесок и легко угадывал по буквам названия улиц.

Бьюкенен свернул под арку и оказался в прохладе проезда под домом, сумрак которой густился мелкой мошкой, сыростью и запахом нечистот. Здесь снова пришлось ускориться. Нервы. Какими бы они не были крепкими, не очень разумно устраивать подобные прогулки в таких местах и в такое время. Не терпелось оказаться в безопасности. Нынешний Петроград, это уже далеко не тот город, что был даже годом ранее… Почувствовав, что тотчас чихнёт, Бьюкенен на ходу вынул из кармана платок, встряхнул его, расправляя, и ловко прижал к нижней части лица.

– Апч-хи!

– Простыл, никак, басурманин?! – прогремел под сводами насмешливый голос человека, стоящего у стены. – Это тебе не Париж!

«Простой мужик, а догадался, что я не русский!» – восхитился с досадой Бьюкенен и посмотрел на разоблачителя более внимательно.

Одетый как обычный мастеровой, мужчина дымил папиросой. У его ног стоял новенький, покрытый витиеватой резьбой ящик шарманки, с приспособленным к нему ремнём. Мужчина не был похож на уличного музыканта. Те одеты беднее и взгляд не тот. Может он занимался ремонтом этих инструментов или вообще делал их. Не удивит сейчас таким видом и обыкновенный переодетый жандармский офицер, взявший её в качестве атрибута конспирации. Окрест сплошь заводские казармы для рабочих, бордели, дешёвые трактиры да доходные дома. Район невесть какой благополучный и кишит разных мастей жуликами. За ним пригляд нужен. Вот и снуют здесь, среди прочих, те, кому по долгу службы за порядком следить полагается, или вовсе, наоборот, украл молодец инструмент и теперь ищет, кому за деньги пристроить…

«На дворе двадцатый век, а русские всё ещё развлекают себя примитивной рифмой скрипучих звуков этого инструмента, – подумал Бьюкенен раздражённо. – Будто бы нет синематографа и патефонов. Даже смотреть на это убожество противно! Чего это я вдруг?! – изумился он собственным и предвзятым к России мыслям. – Разве в Европе их нет?! Да куда там, от нас они и пошли!»

Нельзя сказать, что он ненавидел Россию. Просто это не тот мир и заселён он не той породой людей, к которой принадлежит любой англичанин, француз, датчанин или швед… Даже пребывая послом в Японии, Бьюкенен не испытывал тех настроений и чувств, какими обзавёлся в этой стране. Здесь всё вызывало у него странное ощущение, сродни с лёгким и непреходящим отвращением и брезгливостью. Собаки, и те, казалось, лаяли по-другому. Тем не менее, его страна, да и судьба Европы в целом, сейчас, как никогда, зависит от этой территории, заселённой челядью и управляемой простодушным и мягкотелым монархом. Ему, Бьюкенену, приходилось жить в России, пребывая в постоянном, затаённом страхе и напряжении от огромной ответственности. Это ощущение сродни чувству, которое должен испытать каждый, случись, что в его револьвере останется лишь один патрон, когда только выстрелом разрешится спасение близкого ему человека.

Несколько шагов Бьюкенен прошёл, продолжая прижимать платок к нижней части лица. Нет, не от того, что ему было противно вдыхать ароматы Петроградских закоулков. Да и не затем, чтобы скрыть от мужика пышные, седые усы и слегка вытянутый подбородок аристократа. Всё равно тот успел разглядеть. Хваток взгляд у русского мужика, даже если он и не состоит на тайной службе. Сразу понял, кто мимо направляется. Прикрывать же лицо от посторонних глаз себе дороже. Только внимания привлечёшь. Не убрал из опасения, что снова чихнёт, ведь ещё першило в носу и слезились глаза. Эта напасть, вдобавок к которой он обзавёлся ещё и кашлем, началась накануне. Осень пришла северным ветром и моросящим дождём. Оживлённые трудами прислуги, печи посольства не смогли в полной мере прогреть комнаты. Балтийская погода в это время капризна и переменчива, как старая женщина. Впрочем, она не сильно его удивляла, потому как была в этом плане схожа с той, что в Великобритании. Жил Бьюкенен там мало и даже родился в Дании, но считал своей родиной, почитал, горячо любил и служил ей, как говорят русские, живота своего не жалея. Вот и сейчас, почти бегом устремился дальше. Снова стало не хватать воздуха. Ещё бы, далеко не юноша. Как-никак год назад разменял седьмой десяток… Такой темп передвижения по городу – достижение для его возраста. Приступов больше не было, и он убрал платок в карман.

Бьюкенен уже и забыл, когда вот так вот покидал посольство. Серое здание на углу Дворцовой набережной и Миллионной было и местом работы и отдыха, семейным гнездом и убежищем. Даже в стенах дома, где располагался созданный им годом раньше Новый Английский клуб на Большой Морской, среди своих соплеменников, он не чувствовал того душевного спокойствия и умиротворённости, как в посольстве. Поэтому решение назначить встречу за его пределами далось тяжело. До места, которое присмотрел давно и хорошо знал его окрест, Бьюкенен планировал доехать таксомотором французского производства компании «Панар-Левассор». Однако, на половине пути случилось поломка. Некоторое время Бьюкенен, на пару со своим секретарём, наблюдали за тем, как шофёр ковырялся под капотом, суетливо возвращался на своё место и пытался вновь завести мотор. Он был в рыжих кожаных крагах и такого же цвета ботинках, что делало его похожим на краба, а движения смешными и неловкими. Бьюкенен не злился. Привычное дело, когда подобный способ передвижения прерывается несовершенством этого вида транспорта. Бьюкенен оставил таксомотор, отпустил секретаря восвояси и направился дворами и переулками в надежде, что если за ним следят, то он сумеет это определить. За себя Бьюкенен ничуть не беспокоился. Чего бояться дипломату его уровня? Вот только люди, с которыми ему приходилось то и дело общаться, могли оттого пострадать. Не один год взращивая в России плеяду самых разных либерально настроенных граждан, он надеялся на то, что когда-то они преподнесут эту страну в жертву просвещённой Европе. Не исключено, что всё начнётся с того, что все эти Милюковы, Троцкие, Гучковы просто передерутся между собой. А как иначе, если вчера Бьюкенен встречался и давал денег черносотенцам и эсерам, днём раньше консультировал социал-демократов, а сегодня, его слегка хриплый голос будет ласкать слух финского националиста? Бьюкенен считал непозволительной роскошью разбрасываться людьми, которые очень дорого обошлись британской казне. Они не только стоили денег. Всё положил на это англичанин. Весь смысл его пребывания в России сводился к тому, чтобы заложить в её основы инструменты, которые позволят управлять этой страной, подобно послушной марионеткой. Разобщить, поссорить и устроить хаос. Пусть рабочие дерутся с полицией, крестьяне убивают помещиков, украинцы режут евреев, калмыки – русских, армяне – азербайджанцев, а грузины – черкесов, или наоборот… Вот уже и Дума, вместо того, чтобы принимать решения и утверждать законы, погрязла в дрязгах, склоках, интригах и скандалах. Никакого единства. Однако, работы предстоит ещё очень много. Бьюкенену с трудом удаётся влиять на принятие русским царём и его правительством выгодных Британии решений. Несмотря на войну и поражения, следовавшие с середины лета одно за другим, Бьюкенен и его покровители с Даунинг-стрит не верили в успех немцев и ставили на русских. Исторический опыт, когда этот народ умудрился сначала оставить Москву на растерзание Наполеону, а потом захватить Париж, подсказывал, что это далеко не конец, и русского медведя попросту до конца не разозлили. Бьюкенен не винил себя за поражения на фронтах, хотя знал, что именно его работа позволила сделать так, что Россия вступила в войну раньше запланированных ею сроков и не на тех направлениях, которые рассматривались и готовились Генеральным штабом. Неуспех первых месяцев прошёлся по Петрограду нескончаемой вереницей похоронных процессий с вокзалов к полковым церквям, в которых отпевали офицеров. Странным образом это грело его душу. Он не мог никак пересилить себя и начать сострадать этому народу, вступившему в войну ради спасения его страны и Франции…