Конечно, она говорила нарочно, но он воспринимал всё всерьёз.

Немного помявшись, Николай Ильич направился к секретеру, однако на половине пути встал.

– Как-то не по себе мне от обмана, – признался он и развернулся к Ольге.

– Кого же ты обманываешь? – Она всплеснула руками. – Ведь всё как есть и напиши. – И вновь напомнила: – Сам же говорил, что прочёл послание…

– Прочёл, – согласился Николай Ильич. – Так может на словах и передать?

– Тогда точно не поздоровится! – Ольга Иннокентьевна покрутила головой. – Лучше ли тебе от того будет, если узнают, что все письма ты перед дорогой прочитываешь?

– Любопытство ещё никого до добра не доводило, – согласился Николай Ильич. – А как же с припиской быть?

– С какой?

Ольга Иннокентьевна уже принялась разбирать платья, и не сразу поняла, о чём речь.

– Об вознаграждении, – робко напомнил он.

– Смешной ты ей богу, Николай Ильич! – Она отмахнулась. – Поверил, что я на дурное дело подвигнуть могу?

– Помнится, частушки пришлось везти, – вспомнил вдруг неожиданно Николай Ильич, прилаживая лист бумаги на столешницу. – Случись дурню нашему их сжечь, тогда уже точно не восстановить.

– Это те, что про императрицу и Гришку Распутина? – уточнила Ольга Иннокентьевна. – Я их наизусть за дорогу выучила. У меня память цепкая!

– Брешешь! – выпалил со злостью Николай Ильич. – Там их с десяток было в этой книжице…

Сказал он это с затаённой обидой. Ещё бы, Николай Ильич и так знал, что память у супруги была отменная. Не чета его…

Ольга Иннокентьевна, между тем, принялась декламировать:

Уж я мостиком хожу,

Мостик изгибается

Что от Гриши я рожу,

Никто не сдогадается

– Ты чего?! – зашипел на неё Николай Ильич. – Загубишь нас!

Веселея от вида супруга, Ольга нарочно продолжала его злить:

– Каково тебе такое послушать? – спросила она с задором и стала читать следующую частушку:

Давай, Коля, постреляем

Из пушечек медных!

У тебя ли, у меня ли

Больно много бедных.

Николай Ильич снова округлил глаза и показал взглядом на двери, давая понять, что их могут подслушать…

– Ой, больно кому надо в моём-то доме за нами приглядывать! – с этими словами Ольга Иннокентьевна отмахнулась. – Себе дороже. Поймаю кого, в деревню отправлю…

Пока Николай Ильич корпел над письмом, пытаясь восстановить его в памяти, Ольга Иннокентьевна быстро напудрила личико и выскользнула из комнаты, чтобы, спустя несколько минут, выйти уже за оградой. Она бросила взгляд на второй этаж оставленного ею дома и заспешила в направлении переулка, в котором час назад скрылся замеченный супругом подозрительный человек.

По сути, Ольга со спокойствием отнеслась к опасениям Николая Ильича, потому как одновременно наблюдала показавшегося странным ему субъекта из окна своей комнаты. Более того, она делала ему тайные знаки, что скоро освободится и придёт.

Бураков Андрей Леонидович был любовником Ольги, и водил с ней дружбу уже почти год. Впрочем, она не испытывала к этому тучному мужчине с огромными рыжими баками и широким лбом каких-либо чувств, кроме болезненной, и от того вяжущей иной раз мысли, тяги к мужскому полу.

Слепит к полудню солнце. Колыхаются в горячем воздухе и кривляются над землёй кусты и деревья, словно живые. Кажется, будто не жаворонки, которых глазом не видно, а дрожащий воздух голосами птицы поёт. Сочная зелень травы шумит саранчёй и гудит шмелями. До деревни чуть больше двух верст. По жаре, кому другому, было бы идти не в радость, но Сава ничуть не огорчился приказу Петра Ильича. Он давно положил глаз на Полину, застенчивую, светловолосую жену бывшего поручика. Было в её лице, хрупкой фигуре, движениях и говоре, что-то такое, чего не мог он увидеть ни в одной деревенской бабе. Прельщало шалопая не только то, что была она, по слухам, знатной барыней, с которыми ему никогда не доводилось быть на сеновале. Полина действительно красавица, и даже в этой глуши никогда не ходила босой или растрепанной. У неё были хоть и не новые, но добротные женские башмачки, причём не одна пара. Опять же, грамоте, не чета даже конторскому писарю, обучена. Читает много… Деревня пересудами живёт, поэтому все про всех всё знали. Ещё Саве казалось, что не безразличен он офицеровой жене. Нет-нет, да и поймает он на себе ее задумчивый взгляд, от которого мурашки по коже. Отчего-то Сава был уверен, что и внутри у неё всё не так, как у обычных деревенских девок и баб, которых он перепробовал столько, что и счесть не может. Окончательно Сава решил овладеть женой Петра Ильича после того случая, когда подглядел, как Полина во дворе в исподнем резвилась. Понял тогда он, что супружница бывшего поручика тоже человек, а не божество, каким виделась до этого и способна на разные там чувства, схожие с потребностями простолюдинов. Всё остальное – напускное, а каторга с поселением давно всех здешних уравняла.