Жан усмехнулся, накручивая на вилку тонкий ломтик хамона.

– Ревнуешь? Она передала не дурную весть, а вино и хамон от моего приятеля. А вот дурную весть сообщил Пьер. Хотя… как сказать. Возможно, она вовсе не дурная.

– Писатель? Тот, с которым ты бьёшься на палках? Бодзюцу, да?

– Не упрощай, – усмехнулся Жан. – Пьер – отличный малый. И довольно известный писатель. Иногда я подкидываю ему сюжеты. Сегодня он отплатил тем же. Сообщил нечто… значительное.

– И что же поведал нам этот рыцарь пера и кинжала? – в голосе Жюли теперь звучало искреннее любопытство.

Жан откинулся на спинку, смакуя дыню и глоток вина. В глазах его мелькнула тень.

– Говорит, наш старый знакомый Нилин… воскрес.

Жюли резко поставила бокал, её глаза сузились.

– Воистину? – хохотнула она, но тут же замерла. – Ты шутишь? Жан, не шути так. Знаешь, кто главный подозреваемый в его убийстве?

Жан отложил вилку, иронично взглянув на нее.

– И кто же?

– Я, Жан, – голос её был ровным, почти безэмоциональным, но пальцы побелели. – Есть версия, что это я его отравила.

Он чуть склонил голову, изучая её лицо.

– А это не так? – спросил он с полунасмешкой. В голосе – коварная смесь шутки и интереса.

Глаза Жюли вспыхнули. Она резко вскочила, отодвинув стул.

– Не испытывай моё терпение, Жан! – в голосе прорезалась сталь. – Если не хочешь, чтобы я тут всё разнесла – заканчивай.

Она начала шагать по кабинету, растирая виски, как будто пыталась стереть мысли. Потом остановилась и уставилась ему прямо в глаза.

– Он жив, Жан. Нилин действительно жив.

Жан не шелохнулся.

– Где?

– Испания. Я его вижу. Рядом с Барселоной. Севернее. Маленький прибрежный городок.

– Карта, – коротко бросил Жан. – Открывай Google Maps.

Она подвинула ноутбук, вбила запрос. Наклонилась над экраном, уверенно ткнула пальцем:

– Вот. Льорет-де-Мар.

Повисла тишина. Только вентилятор ноутбука шелестел в настороженной комнате.

Жюли снова села, скрестив ноги. Вся в себе, но явно довольная.

– Ну что, молчим, месье? Потеряли дар речи? – она приподняла бровь. – В таких случаях, кажется, полагается говорить: «О, милая, ты само очарование! Что бы я делал без тебя!»

Жан вздохнул и, едва заметно улыбнувшись, повторил почти покорно:

– О, милая. Ты само очарование. Что бы я делал без тебя.

– Бла-бла-бла… – фыркнула Жюли. – С такими интонациями даже заупокойные не читают. Или ты думаешь, я всё это выдумала?

Она наклонилась ближе. В её взгляде появилась хищная решимость.

– Ладно. Расскажу, с кем имеешь дело.

Жюли взяла бокал, медленно покрутила вино, глядя, как оно стекает по стеклу.

– Помнишь, месяца три-четыре назад ты случайно – или «не случайно» – показал мне мой эпикриз?

Жан напрягся, но не ответил.

– Тот самый. Из клиники в Альпах. Я не спрашивала, как он попал к тебе и зачем ты мне его показал. Подумала: обычная проверка. Стандартная процедура перед тем, как доверить человеку доступ к делам.

Она сделала глоток и, почти не меняя интонации, добавила:

– Сейчас думаю – не случайно. Будь добр, налей ещё.

Жан молча наполнил её бокал. Он не сводил с неё глаз.

– Клиника в Альпах. Управляет ею милейший доктор Бернард. Как-то раз туда и нагрянула полиция – искали пропавшего туриста. Я увидела фото, ткнула пальцем в карту и сказала: «Он там».

– И нашли? – Жан впервые чуть расслабился, уголок губ дёрнулся.

Жюли гордо вскинула подбородок:

– Нашли. Доктор Бернард потом лично звонил. Благодарил. Вот так-то. Я такая. Цени это.

Она провела пальцем по краю бокала, задумчиво глядя на вино.

– Мой дар – моя тайна. Поэтому мне несложно почувствовать, где Нилин. Я вижу его, Жан. Как живого. Хотела рассказать тебе ещё в Москве. Не стала. Меня и так считают странной. А против газетной хроники – мои слова звучали бы как бред.