Она вдруг посерьёзнела. Глаза потемнели.

– В какую историю мы влипли, Жан? – тихо спросила она. – Ты сам понимаешь, что происходит?

Жан поставил бокал на стол. Версии всплывали одна за другой, но ни одна не собиралась в ясную картину.

– Допустим, он жив, – сказала Жюли, глядя прямо в него. – Тогда всё – инсценировка? Отравление, труп, кремация?

– Вполне возможно, – ответил он. – Я не видел тело, не читал отчёт. Всё, что у меня есть – слова Романова, копии документов, фотографии. Это можно подделать. Вопрос – кто за этим стоит?

Он провёл ладонью по лицу, словно стирая накопившуюся усталость.

– Нилин говорил, что за ним следят. Что он стал неудобен. Возможно, он сам инициировал исчезновение. Но без участия спецслужб – такое не провернуть.

Жан замолчал. Мысли путались. Рука привычно потянулась к бокалу, но пить не стал.

– По сути, жив он или мёртв – сейчас не имеет значения. Будем работать в рамках наследственного дела. Остальное – по ходу.

Жюли подняла глаза, в голосе – недоверие, будто она ждала удара:

– Пьер сказал, откуда у него эта информация?

– По телефону – нет, – Жан открыл смартфон, добавил яркость. – Похоже, проверял факты. Но потом прислал сообщение. Он бегло пробежал глазами по тексту.

– Пишет, что источник – некая Анна Векерле. Падчерица Нилина.

Жюли напряглась.

– Раньше слышал это имя? Нилин или Романов – упоминали её?

– Ни разу. – Жан, колеблясь, сделал паузу. – Послушай, что он пишет.

Жюли придвинулась ближе, пальцы вцепились в край стола.

– Вся во внимании.

Жан, глядя в экран, прочитал: "Если Анна Векерле – та, за кого себя выдаёт, то она может быть родственницей штандартенфюрера СС Хильмара Векерле. Однокурсник Гиммлера. По его рекомендации стал первым комендантом Дахау в 1933-м.»

– Пока, – добавил Жан, – доказательств связи с Нилиным нет.

Жюли медленно откинулась в кресле, скрестила руки.

– Здравствуй, приехали, – протянула она. – А у меня прадед воевал в Сопротивлении. Охотился за такими, как Векерле. Красивое совпадение, да?

Жан чуть усмехнулся.

– Вот ещё. Хильмар Векерле был сыном нотариуса. Перед войной – уже офицер танковой дивизии «Викинг». Погиб рано, в 41-м под Львовом.

Жюли нахмурилась.

– Жена? Дети?

– Жена была. Эльфрида Векерле. О детях – ничего не слышно. Пьер, конечно, приукрасил: описал судьбу вдовы как роман с элементами драмы.

– И?

– После смерти мужа Эльфрида перебралась к какому-то Иоганну Герцогу. Без траура. Гиммлер узнал. И – лично отправил Герцога в концлагерь.

Жюли покачала головой.

– Ай-ай-ай… Страсти. Как в опере.

Она постучала ногтем по бокалу. Потом, вдруг, тихо запела, с лёгкой иронией:

– Тебя за грех твой кара ждёт одна,
Ах, нам обоим тяжела она…
Одни, в разлуке будем жить с тобой —
Вот искупленье, вот наш жребий злой[1]

Жан слегка приподнял голову.

– Вагнер?

Жюли улыбнулась уголком губ.

– Любишь его музыку, Жан?

– Слушаю иногда. Не фанатею.

– Ох уж эти твои предрассудки, – усмехнулась она, прикрыв глаза. – Сдаётся мне, ты смотришь на Вагнера через призму его репутации, антисемитизма. Признайся, я права?

Жан вздохнул.

– Есть такое. Его творчество – не просто музыка.

Это контроль над эмоциями. Манипуляция.

– А ещё – мистический портал, – сказала Жюли, уже тише. – Его оперы открывают врата туда, где логики нет. Работают только символы и тени. Где звучит правда, которую невозможно сказать словами.



Он не ответил. Повисла напряжённая тишина.

Жан обошёл кресло, положил руки на плечи Жюли. Они были как натянутая струна.

– Береги себя, Жан, – прошептала она, почти беззвучно, прижимаясь щекой к его руке. В голосе – усталость и странное тепло. – Это дело… оно опасное. Я чувствую.