, яотправиласькнему, хотянизачтонерешиласьбырассказатьобубитоммальчикевнашемлесу.

“Простопосижуснимрядом, подумаю”, – убеждалаясебя, смахнувнабежавшуюотобидынасудьбуслезу.

Неуспелаяприсестьуизголовьякровати, какпришедшийпроведатьбольногокапелланнервнопопросилменянетревожитьотца, которыйзабылсяредкимсном. Явспыхнулаивыскочилаобиженнаяизегопокоев.

Вдругкто-тодернулменязарукав. ЯобернуласьвнегодованииотподобнойнаглостииувиделаматьСимона, прячущуюсязаколонной. Эльзазасмущаласьитакбыстрочто-топриняласьлепетать, чтомненикакнеудавалосьеепонять. Наконец, моетерпениеиссякло, яприкрикнулаивелелаейзамолчать. Кухаркатакизамерласоткрытымртом.

– Чтослучилось? Говоримедленнее, атоянемогуразобратьвтвоейтрескотненислова.

– Вашмилость, проститемоюгрубость: двадняужкакхочувамрассказатьдавсесмелостинемогунабраться, – кухаркасовершенносмутилась.

– Нучторассказать? Нетомиуже! – поторопилаяее.

– Чтохотитеделайтесомной, тольковоткакяседняуслыхалаотмажордома, чтомальчонкутововедьмавнашемлесусгубила, сразуобмерлаотдогадки. Стоюидумаю, нукакжетак, очемяраньшедурадумала.

Ямолчаслушала, боясьнарушитьходеемыслей. Постепенноонарасхрабриласьибойкоприняласьперечислять, загибаяпальцы.

– Молоконеуспеваютоткоровыспарупринесть, аонотакоекислое, чтоужеинаблинынегодится. Этораз. Яичницупожаритьневозможно: тотухлоеяйцо, тоивовсесдвумяжелтками. Этодва. Тестокиснет, нонеподнимается, отродясьтакогонебыло. Этотри. Даинетолькоуменявсенеклеится. Вонионтожежалуется, – онаобернулась, выискиваякого-то, – Рене, гдеты, остолоп? Ходьсюды.

Изтемнотыкоридора, чрезмернокланяясь, выскочилконюх.

– Ну, – Эльзатребовательнодернулаегозаруку, – говори.

Тототдернулсвоюрукуипробормотал.

– Ачтотутговорить-то? Давечаусивойжеребенокодвухголовахродился, мысожглиегоотгрехаподальше. Меринещебатюшкивашегоослепналевыйглаз. Скотницыжалуются, чтопетухикукарекаютбезотдыха – бедукличут.

– Во-во, вашмилость, – отпихнулаегоЭльза, – акакмолваразнесласьседня, тутмнеиясностало. Взамкеведьмазавелась.

– Ведьма? – эхомповторилая. – Иктоже?

– Ну, самиподумайте, ктонедавноунаспоявился?

Итутменяозарило.

– Вычто, подозреваетеМеланид’Эвилль, виконтессуд’Авенвтом, чтоувасмолокоскисает, ипетухиглоткурвут? – раздраженноспросилая.

– Да, может, онаиненамеренноэтоделает, простоколипроклята, такитянетсязанейвсехудое. хотявотнаубийцунепохожаона, грустнаяонакакая-то. Новсеженадонавернякаиспытать.

– Испытать?

– Да, естьверноесредство. Людииспоконвековговорили, чтоежелиубитьзмею, отрубитьейголову, авпастьейположитьзубокчеснокаивземлюзакопать, акактотпрорастет, взятьегопобеги, добавитьвваревоиподатьв…

– Токакразнаступитужеосень, когдачесноктвойпрорастет, – невольноулыбнуласья.

Кухарканерастеряласьипредложилаещеоднумысль.

– Ладно, попробуем. Иначевынеуспокоитесь, – вздохнулая, уступая.

ВглавномзалеявстретиласияющуюМелани. Онапомахалапередмоимносомпучкомсорванныхтрав, звонкозакричалатак, чтоголубисшумомвспорхнулискрыши:

– Нашли, Агнесса, тыпонимаешь? Мыихнашли! Теперьвсебудетхорошо!

Онасхватиламенязарукиизакружилапозалу. Мнесталонеловкозамоенедовериекчеловеку, который, нещадясебя, облазилавсюокругурадимоегоотца. Однако, поразмыслив, ярешила, чтопредстоящееиспытание – простобезобиднаяшалость, имывместесМеланипосмеемсянадсуевериямиглупышкиЭльзы.

ВечеромязашлазаМеланиипопросилаеепрогулятьсясомнойпозамку, чтобыразвеятьсянемногоотпечальныхдум. Покамыбродилипозалам, яраззаразомбросалананеевзглядыискоса, пытаясьзаметитьхотябыкакой-тонеприметныйзнакзла. Номолодаяженщинабылаобворожительна, добраимила, лишьизредкапозволяласебелегкиеколкостипришутливомописаниипридворныхфранцузского