Фараон Аменемхет, снявший с себя все царские регалии и облаченный лишь в простую белую льняную повязку, стоял на коленях перед статуей. Его могучая спина, покрытая шрамами былых сражений, была согнута в редком для него жесте смирения.

Жрецы в безмолвной процессии наполнили курильницы священными благовониями – миррой, кипарисом и чем-то еще, густым и дурманящим. Дым вился клубами, окутывая статую, словно живое покрывало.

Фараон поднял руки к небу, его голос, обычно твердый и властный, теперь звучал почтительно и даже просительно:

– О, Тот, Владыка Истины, Мудрец среди богов! Ты, кто знает все пути и читает сердца, как свитки!

Он склонился ниже, касаясь лбом холодного каменного пола.

– Укажи мне верную дорогу. Помоги избрать достойного супруга для крови моей крови – для Исидоры, цветка моего дома. Дай мне знак, чтобы решение моё было благословенно богами и принесло Египту процветание.

Его слова повисли в воздухе, смешавшись с дымом и тишиной.

После молитвы главный жрец Уджагорует провел фараона в небольшую боковую комнату, скрытую за занавесом из тончайшего виссона. Здесь стояло простое ложе, покрытое чистыми льняными тканями, а рядом – золотой кубок с вином.

– Великий, – прошептал жрец, – выпей это вино, освященное во имя Тота, и ляг. Сон твой будет вратами, через которые бог пошлет тебе свою мудрость.

Его пальцы слегка дрожали, когда он протянул кубок фараону.

Фараон поднес кубок к губам. Вино пахло необычно – сладковатой мандрагорой, терпкой полынью и чем-то еще, чуждым, но не отталкивающим. Он осушил чашу до дна и почувствовал, как тепло разливается по его телу, а мысли становятся тяжелыми, как свинцовые плиты.

Он лег на ложе, и прежде чем успел задаться вопросом, почему пламя светильников вдруг стало таким расплывчатым, сон накрыл его, как волна Нила в сезон разлива.

Уджагорует, убедившись, что фараон погрузился в забытье, вышел из комнаты. Его губы растянулись в улыбке, которой не было видно в темноте.

– Спи, повелитель, – прошептал он. – Скоро ты получишь знамение, которое мы для тебя приготовили.

За дверьми ждала Небет, спрятавшаяся в тени колонн. Жрец кивнул ей, и её глаза блеснули торжеством.

Все шло по плану.

А фараон спал, даже не подозревая, что его сон – не божественное откровение, а хитрая ложь, сплетенная теми, кому он доверял.

***

Ночная тишина и только шелест песка, гонимого ветром по краю лагеря.

Хефрен сидел в одиночестве за своим шатром, откинув голову на грубую стену из кожи и дерева. Над ним раскинулось бескрайнее небо – чёрное, как смола, усыпанное мириадами звёзд. Но его глаза, обычно такие внимательные к знамениям богов, сегодня не видели ни созвездий, ни путей, что они указывали.

Перед ним, ярче любой звезды, стоял её образ.

Исидора.

Её глаза – не просто янтарные, нет. Это было жидкое золото, расплавленное солнцем, в котором он тонул всякий раз, когда она смотрела на него. Он помнил, как её длинные чёрные ресницы взмывали вверх лёгким движением, открывая этот бездонный взгляд – глубокий, таинственный, проникающий прямо в душу. Взгляд, перед которым даже самый стойкий воин чувствовал себя обнажённым.

А её губы… Алые, как спелые гранаты в садах Мемфиса. Он мечтал прикоснуться к ним хотя бы раз – не как преданный воин к принцессе, а как мужчина к женщине. Но даже в своих самых смелых мечтах он не смел представить, каковы они на вкус.

И улыбка…

О, эта улыбка!

В ней была невинность девочки, которая когда-то бегала за ним по дворцовым садам, смеясь, когда он подбрасывал её в воздух. Но теперь в ней таилась и страсть женщины – та самая, что заставляла его сердце биться чаще, а руки сжиматься в кулаки от невозможности обнять её.