И прежде чем он успел что-то ответить, она вновь накинула капюшон и выскользнула из комнаты, словно ночной ветер, не оставив и следа своего присутствия.

Уджагорует остался один, и только тихий шелест папирусов в нише напоминал ему, что боги – или те, кто говорит от их имени – всегда наблюдают.

Он потушил светильник и вышел, тщательно закрыв за собой дверь. Заговор рос. Буто становился его сердцем.

***

Солнце, словно раскалённый золотой щит, медленно скатывалось к горизонту, окрашивая сады дворца в пурпурные и янтарные тона. Воздух был наполнен ароматом цветущих лотосов и сладковатым дымком жаровен, отпугивающих назойливых насекомых.

Небет шла неспешной, грациозной походкой, её тонкие пальцы время от времени касались листьев низкорослых гранатовых кустов, будто она благословляла их своим прикосновением. Рядом с ней шагал Камос – высокий, статный, с холодными глазами, в которых читался ум, лишённый всякой теплоты. Они только что покинули трапезную, где мать и сын вкушали яства в уединении, обсуждая то, что не должно было быть услышано даже стенами.

– Через несколько дней нубийцы получат послание и начнут действовать, – прошептала Небет, её голос был тише шелеста листвы под вечерним ветерком.

Камос усмехнулся, его губы растянулись в улыбке, лишённой радости.

– Фараон пошлёт «Стрелы Монту» преподать урок нубийским задирам.

– Именно, – кивнула мать, бросая быстрый взгляд по сторонам, хотя знала – здесь, в глубине садов, их никто не услышит. – И ты сможешь лично встретиться с… мрачной тенью вождя. Это важно, сын мой. Ты всё понял, что должен сделать?

Камос остановился, повернулся к ней, и в его глазах вспыхнул тот самый холодный огонь, который так напоминал её собственный.

– Да. Я готов.

Этих слов было достаточно.

Небет слегка наклонила голову, будто принимая клятву.

– Хорошо. Тогда осталось лишь ждать.

Они продолжили прогулку, их силуэты сливались с удлиняющимися тенями сада.

Где-то за рекой, в пыльных нубийских землях, Малкаэль уже точил когти. А в Мемфисе игра в трон вступала в новую фазу.

Небо, охваченное багрянцем заката, казалось, дышало жаром уходящего дня. Последние лучи солнца, словно золотые нити, пробивались сквозь листву, окрашивая сад в теплые, медовые тона.

Исидора вышла в сад, словно тень, скользящая между деревьев. Её лёгкие сандалии едва касались земли, а белое платье, подхваченное вечерним ветерком, колыхалось вокруг неё, как крылья испуганной птицы. Она шла без цели, позволив ногам самим вести её по знакомым аллеям – мимо журчащего фонтана, где вода переливалась розоватым отблеском неба, мимо кустов жасмина, источающих сладкий, дурманящий аромат.

Дальше, в глубине сада, где редко ступала нога слуг, стояли цветущие арки, увитые виноградными лозами и нежными бутонами, раскрывающимися лишь с заходом солнца. Она остановилась у одной из них, протянув руку, чтобы коснуться листьев, уже тронутых прохладой вечера.

Как же здесь тихо.

Тишина была такой густой, что казалось, можно услышать, как лепестки падают на землю. Она закрыла глаза, вдыхая воздух, напоённый цветами, и на мгновение забыла о дворцовых интригах, о ненавистной свадьбе, о Камосе…

Но долго оставаться здесь она не могла. Сделав последний глубокий вдох, Исидора уже собралась уходить, как вдруг – её взгляд упал на каменную скамейку, затерянную в тени арок.

На ней, озарённые алым светом заката, лежали три лотоса, перехваченные простым кожаным шнуром.

Сердце её замерло, а потом забилось так сильно, что, казалось, его стук разнесётся по всему саду.

Он был здесь.

Она медленно подошла, словно боясь спугнуть этот миг. Пальцы её дрожали, когда она взяла цветы, прижала их к губам и жадно вдохнула, надеясь уловить среди нежного аромата лотосов его запах – кожи, нагретой солнцем, лёгкий оттенок благовоний, что он всегда использовал…