Но лотосы пахли только лотосами. И всё же…
Она сжала их в ладонях, чувствуя, как что-то тёплое и горькое одновременно подкатывает к горлу.
Он знал, что она придёт сюда.
И даже если весь мир уже решил их судьбу, даже если завтра её отдадут другому – сегодня, в этот миг, она была любима.
Она прижала цветы к груди и, не оглядываясь, пошла прочь, унося с собой этот тихий, украденный у судьбы подарок.
А над садом сгущались сумерки, и первые звёзды, словно свидетели, зажигались на темнеющем небе.
***
В покоях принца Тахмуреса царил мягкий полумрак, нарушаемый лишь трепетным светом масляных светильников. Он лежал, откинувшись на колени супруги, его тёмные карие глаза были устремлены в потолок, но взгляд его был пуст и далек. Пальцы Сешерибет нежно перебирали его короткие волосы, словно пытаясь разгладить не только их, но и тяжёлые думы, сжимавшие его сердце.
Внезапно её голос, тихий, но твёрдый, вырвал его из глубин раздумий:
– Ты слышал хоть слово из того, что я сказала?
Он медленно перевёл взгляд на её лицо – такое знакомое, такое родное, но сейчас казавшееся слегка размытым, будто сквозь дымку. Он промолчал.
Сешерибет не сдавалась.
– Что занимает все твои мысли, сын двух земель?
Она всегда называла его так в особые моменты – когда хотела, чтобы он действительно услышал её.
Тахмурес вздохнул.
– Хефрен. Хотелось бы его приободрить.
Между ними повисло молчание. Они никогда не обсуждали это вслух – чувства Хефрена, его немую преданность, его боль. Но оба знали, что другой знает.
Сешерибет продолжила гладить его волосы, её голос был спокойным, как воды Нила в безветренный день:
– Ему нужно отвлечься. Возможно, даже жениться.
Эти слова ударили, как кинжал. Тахмурес резко поднялся, его глаза вспыхнули возмущением. Но прежде чем он успел что-то сказать, Сешерибет подняла руки в умиротворяющем жесте, словно пытаясь остановить бурю одним движением.
– Ни одна женщина не займёт то сокровенное место в его сердце, что уже отдано… – она намеренно не назвала имя, но оно витало в воздухе между ними, – но она сможет отвлечь его. Дать ему что-то новое. А если появятся дети…
Тишина.
Слова супруги, как капли воды, медленно просачивались в его сознание. Гнев утих, сменившись тяжёлым пониманием. Он снова опустился на ложе, позволив голове вновь найти приют на её коленях.
Сешерибет мягко провела пальцами по его щеке, её голос стал ещё тише:
– Они оба должны найти причины жить дальше. Иначе они обречены на вечные муки.
Тахмурес не ответил. Его взгляд скользнул от её карих глаз к окну, где ночь, чёрная и безмолвная, уже раскинула свои владения. И мир, такой несправедливый, продолжал вращаться.
***
Небет возлежала на ложе, задрапированном тончайшим сирийским шелком, её тело облачено в прозрачное одеяние, расшитое золотыми нитями. Каждый изгиб её стана был продуман, каждая линия подчеркнута – сегодня она была совершенством, ждущим своего повелителя. Аромат кипрского нарда струился от её кожи, смешиваясь с запахом цветов, усыпавших покои.
Но вместо желанного гостя в дверях возник раб, приникший к полу так низко, что его лоб коснулся холодного камня.
– Великий Гор, повелитель Верхнего и Нижнего Египта, свет небесного Ра, любимец богов, просил передать своей возлюбленной наложнице…
Горькая ирония этих слов жгла сильнее солнца. Возлюбленная наложница. Не рабыня, но и не царица.
– Сегодня он не почтит её своим сиянием.
Слуга исчез, оставив её один на один с внезапно ставшими невыносимо пышными покоями. Небет вскочила с ложа, её пальцы непроизвольно впились в собственные плечи.
Он устал? Надоела? Заподозрил?