– Цветок Двух Земель, Возлюбленная Хатхор, Чистая Сердцем и Прекрасная, Принцесса Исидора, дочь царей!

Двери зала распахнулись, и в золотистом свете факелов, словно рождённая самим солнцем, появилась Исидора. Казалось, не шаги её несли вперёд, а лёгкий ветерок с Нила, ласковый и невесомый, будто сама Хатхор коснулась её плеч, направляя к трону отца. Платье, сотканное из тончайшего льна, струилось вокруг её стройного стана, переливаясь оттенками золота – в тон её глазам, тем янтарным омутам, в которых тонули взгляды всех, кто осмеливался поднять на неё взор. Ожерелье Менет, тяжёлое от лазурита и золота, мягко звенело у неё на груди, словно отзвук далёких храмовых песнопений. Где-то в глубине бусин покоился маленький деревянный амулет, который почти не был виден за ожерельем. Золотые ленты, обвивающие руки от запястий до локтей, мерцали, как первые лучи зари на песках пустыни.

Лицо её было подобно лику богини, сошедшей с фрески: высокие скулы, тронутые лёгким румянцем, словно отражение заката на известняковых скалах, губы, полные и нежные, будто лепестки лотоса, едва тронутые пурпурной краской. Глаза, подведённые тёмной сурьмой, сияли спокойным, но неумолимым светом – как звёзды над Мемфисом в ночь великого торжества. Волосы, чёрные и густые, как крылья священного ибиса, струились по её плечам, перехваченные лентами зелёного и золотого шёлка, а между ними, словно драгоценные камни в оправе, белели цветы – жасмин и лилии, источающие тонкий, едва уловимый аромат, смешивающийся с запахом благовоний.

Она шла, не глядя по сторонам, словно знала, что все взоры и так принадлежат ей. Сандалии, украшенные изумрудами, едва касались пола, оставляя за собой лишь лёгкий шорох, подобный шёпоту тростников на берегу реки. Когда она опустилась на подушки у подножья трона фараона, её движения были плавными, словно танец жрицы перед алтарём, а руки, покоящиеся на коленях, казались выточенными из слоновой кости – каждый палец, каждый ноготь, расписанный хной с символами Хатхор и Исиды, был совершенен, как священные иероглифы на стенах вечного храма.

И в этот миг Хефрен, чьи тёмно-синие глаза, словно воды ночного Нила, были прикованы к ней, почувствовал, как сердце его сжалось. Она была недосягаема – как горизонт, где сливаются земля и небо, как звёзды, что светят, но не греют. И всё же, в глубине души он знал: ничто не погасит того огня, что горел в нём с того самого дня, как эти янтарные глаза поразили его душу.

Громогласный голос глашатая, подобный раскату священного барабана, разнесся под сводами зала, провозглашая имена наследника престола и его супруги. И прежде чем последнее эхо смолкло, в дверном проеме, озарённом дрожащим светом факелов, возникли две величественные фигуры – Тахмурес и Сешерибет, шествующие под руку, словно два божества, сошедшие с небесной ладьи Ра.

Принц был воплощением мощи и благородства – его стройный, словно выточенный из кедрового дерева стан, гордо нёс золотой обруч на черных, коротко остриженных волосах, оттеняющих смуглое, словно полированный гранит, лицо. Карие глаза, подчеркнутые тонкими линиями сурьмы, светились спокойной уверенностью, а на широких плечах лежала печать власти – пектораль с ликом Амона, сияющая в отблесках пламени, будто само солнце заключили в золото. Его белоснежный схенти, украшенный золотой вышивкой Ока Ра и знаком Гора, облегал мускулистые бедра, а на сильных руках, отмеченных шрамами былых сражений, золотые браслеты звенели тихой песней, словно напоминая о победах, добытых мечом и отвагой. Сандалии с позолотой мерно ступали по полу, оставляя за собой лишь легкий шелест, словно шаги сокола, скользящего над песками.