Во дворце царила иная атмосфера – торопливая, но благородная суета.
Главный пиршественный зал уже блистал готовностью к торжеству: низкие столы ломились от яств, золотые кубки сверкали в свете сотен масляных ламп, а полы были усыпаны свежими лепестками лотоса. Но гости не спешили занимать свои места – сначала нужно было смыть следы долгого шествия под палящим солнцем.
По мраморным коридорам сновали служанки с кувшинами ароматной воды, парикмахеры с ящиками благовоний и цирюльники с бритвами из обсидиана. Знатные вельможи спешили в свои покои, чтобы сменить пыльные одежды на свежие, более роскошные наряды.
Даже фараон удалился в свои личные покои, где его уже ждали слуги с серебряными тазами для омовения и новыми одеждами – ещё более великолепными, чем те, в которых он предстал перед народом.
В соседних покоях Исидора стояла неподвижно, пока служанки снимали с неё тяжелый золотой головной убор и ритуальные украшения. Ее лицо, освободившееся от золотой вуали, казалось бледным и усталым, но в глубине зеленых глаз ещё тлел огонь пережитого священного действа.
Тахмурес и его супруга Сешерибет тоже спешили освежиться перед пиром. Наследник, смывая пыль с мускулистых плеч, уже думал о предстоящем застолье, а его жена с интересом рассматривала новые украшения, приготовленные для вечера.
Между высоких колонн, где солнечные лучи уже теряли свою силу, оставляя лишь длинные прохладные тени, стояли двое – Хефрен и его отец, Ирсу. Старый военачальник, чьи плечи до сих пор несли тяжесть бесчисленных сражений, положил грубые ладони на плечи сына и внимательно вгляделся в его лицо.
– Я горжусь тобой, сын мой, – его голос, привыкший командовать тысячами, сейчас звучал тихо и тепло. – Я вижу в тебе своё отражение – ту же сталь в жилах, ту же преданность Египту. Но твои глаза… Он улыбнулся, и в этой улыбке вдруг проглянула редкая нежность. – Они всегда будут напоминать мне твою мать. Как жаль, что она не видит, каким прекрасным мужчиной ты стал.
Хефрен, обычно сдержанный, не стал скрывать радости от отцовских слов.
– Для меня нет большей чести, чем быть твоим сыном и верно служить фараону, – ответил он, и в его голосе не было ни капли лести – только чистая правда.
Ирсу кивнул, но его взгляд стал серьезнее.
– Ты – отличный воин. Наследник ценит тебя как соратника и любит как друга. Я тоже когда-то рос рядом с великим фараоном – мы прошли рука об руку и через мир, и через войну. Он сделал паузу, словно взвешивая слова. – Возможно, однажды ты займешь моё место подле будущего фараона.
Хефрен резко поднял глаза, но тут же опустил их, склонив голову.
– Я и не смею о таком мечтать, отец.
Ирсу рассмеялся – коротко, но искренне – и убрал руки с его плеч.
– Скромностью и смирением ты точно пошел в мать. Он хлопнул сына по плечу. – Ну пойдем, воин. Пора сменить одни праздничные одежды на другие. Фараон желает, чтобы все выглядели достойно этого вечера.
Хефрен на мгновение оглянулся назад – туда, где в глубине дворца, за множеством дверей и коридоров, возможно, сейчас готовилась к празднику и она.
ГЛАВА 4
Зал, куда одна за другой стекались знатные гости, напоминал драгоценную шкатулку, распахнутую в честь богини Хатхор. Высокие колонны, обвитые гирляндами голубых лотосов и золотыми лентами, упирались в потолок, расписанный фресками с изображением небесного Нила, по которому плыла ладья Ра. Стены украшали живые цветы, вплетенные в сетки из тончайшего золота, а вдоль них стояли бронзовые жаровни, от которых в воздух поднимались ароматные клубы мирры и кипариса.
Низкие столы из черного дерева, инкрустированные перламутром, ломились под тяжестью яств. Жареные гуси в медово-гранатовом соусе, их кожица блестела, как позолота на храмовых куполах. Рыба из Нила, запеченная в глине с финиками и миндалем. Пирамиды из фруктов – инжир, виноград, гранаты, словно собранные в садах самого Осириса. Свежий хлеб с тмином и кунжутом, источающий дразнящий аромат. Кувшины с вином из оазисов, их темно-рубиновое содержимое переливалось в свете факелов.