– Напоминаю тебе, кто ты есть, – прошептала тьма.
Тени сомкнулись вокруг него, и Захар потерял сознание.
Когда он открыл глаза снова, он стоял в другом месте.
В мире, созданном для пытки Лёши.
Глава окончена.
Глава 28. Сумерки безумия
У Лёши на глазах вспыхнула ярость. Его дыхание стало прерывистым, грудь будто сдавило невидимой тяжестью. Он не думал, не взвешивал – лишь гнался за вспышкой в сознании, за фигурой впереди. С помощью магии ветра он сорвался с места, мгновенно сокращая расстояние. За ним, словно отражения в разбитом зеркале, бежали двойники Валеры и Виктора.
Захар Кириллович… Был ли он настоящим? Или это всего лишь очередная галлюцинация?
Но Лёше было всё равно. Ярость, бурлящая внутри, не оставляла места для сомнений. Он подбежал к месту, где стояла тень, и замер. Незнакомец будто ждал его, спокоен, невозмутим.
– Долго же мне пришлось ждать тебя. Не стыдно ли тебе за смерть Виктора Андреевича, Лёшка? – голос звучал чуждо, но что-то в нём тревожно отзывалось в душе.
– Кто ты?! Покажи своё лицо! – взревел Лёша, не сдерживая гнева.
Фигура развернулась, и перед ним предстал Захар Кириллович.
Но что-то было не так. Его движения казались неестественными – порой плавными, порой резко дёргаными, словно его тело принадлежало не ему. Глаза… Они были наполнены пустотой, глубокой, чёрной, бесконечной. Захар моргнул, и на мгновение Лёше показалось, что в глазах его мелькнуло что-то чуждое, нечеловеческое.
– Помнишь свою маму, Василису? – его голос был мерзко сладким, полным насмешки. – Она была той ещё городской шалавой. Изменяла твоему отцу, Сергею, с кем только могла. Ну, а потом кто-то заказал её убить… и, разумеется, я сделал свою работу. Ты злишься на меня, Лёшка? – Захар говорил спокойно, даже весело, словно рассказывал другу о старом приключении.
Лёша не мог дышать. В груди что-то разрасталось, чудовищное, давящее. Гнев не просто бурлил – он выжигал его изнутри, сводил с ума.
В голове что-то щёлкнуло, словно тонкая ниточка, сдерживавшая его рассудок, оборвалась. В висках застучало. Его тело дрожало, дыхание сбивалось. Мир вокруг сжимался в точку, исчезали все звуки, кроме гулкого эха его собственного сердца.
Он упал на колени. Грудь разрывало от ярости. Он закричал.
Этот крик был не просто криком – это был голос его души, раненой, разорванной на куски. Он заполнил собой всё, заглушил даже голос Грисумбры, звучавший в его голове.
Тьма, что дремала внутри, взорвалась. Она горела сумерками – не чёрной бездной и не белой пустотой, но чем-то иным, чем-то, чего раньше не существовало. Это была сила, вобравшая в себя Альбасумбру и Альвиона, чью тьму он поглотил. Мир вокруг затянуло сгустками его собственной тьмы, поглощавшей свет, размывавшей реальность.