Каэл приблизился, и в его глазах вспыхнула искра, одновременно холодная и горячая.

– Ты уже потеряна, – сказал он. – Но именно через эту потерю ты найдёшь себя заново. В его голосе звучала правда, горькая и неумолимая. Она ощущала, как между ними нарастает напряжение, и каждый взгляд, каждое прикосновение были словно испытанием – острым, как лезвие. Аэлия закрыла глаза и позволила своей воле проникнуть в кровь. Боль пронзила тело, и вместе с ней пришло чувство контроля – зыбкого и неустойчивого, но живого. Её разум переполняли видения – лица, события, страхи и надежды – переплетающиеся в кровавом танце.

– Ты должна быть сильнее страха, – шептал Каэл рядом. – Сила рождается не в отсутствии боли, а в умении идти через неё. Она открыла глаза и встретилась с его взглядом. Там, в глубине, скрывалось что-то большее – тоска и свет, разрушение и спасение. Он был зеркалом её собственного мира – одновременно холодным и пламенным.

– Почему ты так уверен? – спросила она, голос дрожал. – Что я не сдамся?

– Потому что я видел тебя уже сдавшейся, – ответил он тихо. – И всё же ты всё ещё здесь. В эти минуты мир сжимался до размеров комнаты, наполненной шепотом крови и дыханием судеб. Они были двое, связанные узами боли и надежды, стоящие на пороге неизведанного. И именно там, в этой тишине, где слова казались излишними, Аэлия впервые почувствовала, что их судьбы переплетаются не просто как учитель и ученица – а как два полярных огня, что не могут гореть поодиночке.

Утро ворвалось в покои Аэлии с хладной резкостью, словно предвестник тех бурь, что разверзнутся в её душе. Её тело ещё горело от вчерашних уроков – каждое движение давалось с трудом, каждое дыхание было наполнено воспоминаниями о боли и силе, переплетённых в одно неразрывное целое.

Взгляд отражался в мутном стекле окна: бледное лицо с тусклыми глазами, которые пытались найти себя сквозь пелену усталости и сомнений. Она понимала – это лишь начало. Магия крови требовала от неё больше, чем она могла дать. Но внутри, в глубине, что-то шевелилось – странная смесь отчаяния и вызова. Каэл вошёл без стука, словно тень, что всегда следует за ней. Его лицо было неподвижным, но в глазах таилась буря.

– Ты изменилась, – сказал он тихо, – но не стала сильнее. Боль осталась твоим господином. Аэлия сжала кулаки, чувствуя, как внутри поднимается огонь. – Как стать сильной, если сама боюсь своей силы? – её голос дрожал, но слова звучали как вызов. Каэл приблизился и, не спрашивая разрешения, коснулся её руки. Его прикосновение было холодным, как лёд, и одновременно обжигало. – Прими холод, – прошептал он. – Не убегай от него. Позволь ему стать частью тебя. Только так ты выстираешь свой страх. Она закрыла глаза, пытаясь втянуть в себя ту ледяную тишину, что исходит от него, и одновременно сопротивлялась, не желая отдать себя полностью. – Ты не одна, – добавил он, – и никогда не будешь.

В этих словах была сила, которая сковывала и освобождала одновременно. Аэлия чувствовала, что между ними образуется нечто большее, чем просто наставничество – нить доверия, трещащая от напряжения запретной близости. Снаружи надвигалась гроза – тяжёлые тучи скрывали солнце, и мир будто затаил дыхание. Внутри крепости, среди холодных стен и шепота крови, начиналась новая битва – не с врагами, а с собой. И Аэлия понимала, что должна пройти через эту боль, чтобы стать тем, кем ей суждено быть – не жертвой, а властительницей собственной крови и судьбы. Тишина между ними стала плотной, как густой туман, обволакивающий комнату, и в этом молчании казалось, что слышно биение их сердец – медленное, тяжёлое, наполненное тревогой и неведомой надеждой. Аэлия чувствовала, как в ней разгорается странное пламя – смесь страха и желания, боли и отчаянной жажды быть понятым.