Обедали они вдвоем в большой столовой за огромным столом, на самом его краю, и Николай представил, как одиноко бывает Якову Платоновичу зимой, когда молодые родственники слушают лекции в университетах. Но этой темы предпочитали не касаться: Нина и Дарья Кирилловна – дочь и жена старого барона – умерли от туберкулеза в Ницце, куда уехали из России почти четверть века назад по настоянию врачей, и Яков Платонович не хотел оставить их могилы. Раньше он время от времени возвращался в свое огромное поместье в Ярославской губернии, но давно уже полностью передал управление делами старшему сыну и жил на долю, которую сам себе выделил. Постоянно обслуживала его супружеская пара, вывезенная из Росии: камердинер Матвей и домоправительница и кухарка Анфиса Егоровна – Яков Платонович не любил видеть вокруг себя чужих, поэтому французскую прислугу приглашали при необходимости. Несмотря на постоянную жизнь за границей, он находился в курсе основных семейных дел, поскольку переписывался чуть не со всей родней, даже самой дальней.

Когда покончили с нежной пулярдой под грибным соусом, Анфиса Егоровна принесла чай, и настало время разговоров. Николай предоставил деду возможность начать, тот не спешил, отодвинул чашку с блюдцем, сложил руки на столе, глянул на внука:

– Я уже поздравил твоего отца с новым званием, пусть сегодня камергер Двора – одна формальность и только. Впрочем, обращение поменялось: был «ваше благородие», а стал «ваше превосходительство». Конечно, приятно, что отметили, ведь он принял на себя столько обязанностей: и предводитель дворянства, и депутат губернского земского собрания, и попечитель разных больниц и гимназий. Полагаю, нынче ему положен новый мундир?

– Да уж, парадный мундир теперь у него роскошный: черное сукно и весь перед в золотом шитье, весит, наверное, килограммов десять.

– Хорошо, что надевать его придется только на какие-то особо значимые события.

– Честно говоря, эта поездка в Петербург подействовала на него совсем не так, как мы ожидали. Мы думали, она его воодушевит, но он вернулся очень подавленным. Мама говорила, что атмосфера там бредовая какая-то, а отец уточнил, что это атмосфера благородного гниения: либералы, террористы, декаденты всех мастей; при дворе – мистики, буддисты, шаманы, ну и, конечно, над всем этим тухлым болотом загульный святой старец Распутин. Адская смесь. Отец говорит, ничем хорошим дело кончиться не может, потому что царь очень прислушивается к своим многочисленным родственникам, особенно к матери и жене. Что может быть хуже, скажите?

Барон сокрушенно покачал головой:

– Да уж, повезло с ним России. Что удивительно: все Романовы такие высокие, как на подбор, а он совсем замухрышистый какой-то. К тому же полный тезка своего так рано умершего дяди. Суеверие, конечно, но все же зря император назвал наследника в честь своего несчастного старшего брата. Очень уж различие заметно, этот ни лицом, ни умом не вышел. Все его способности показала японская война. Только мне сдается, он даже не понял, что ее результатом стали бои на Пресне, потому как всегда озабочен семейными делами больше, чем государственными.

– Говорят, среди Романовых сейчас большое несогласие, и причина в государе, который ни с кем не хочет портить отношения: у него тот прав, кого он принял последним.

Яков Платонович вздохнул:

– Когда Столыпин навел порядок в стране, государь решил, что сам справился с мятежом. Он уверовал в безграничную поддержку народа и силу самодержавной идеи, которые позволили смирить кучку смутьянов. Вот так. Боюсь, опять вляпается во что-нибудь. С Ходынки начал, а уж чем кончит – бог весть.  Ладно, не будем кликать лихо. Расскажи лучше, mon cher, сам-то что собираешься делать.