– Моби Дик![7] – воскликнул Эрнест, и сердце ёкнуло от восторга. – Пусть это будет добрым знаком, друг…

Его губы слегка жгла растворённая в морском воздухе соль, глаза слепили солнечные блики, многократно отражённые в водах залива, и лишь пароход, выбрасывая в синее небо чёрные клубы дыма, настойчиво нёс своих пассажиров навстречу судьбе.

До морского порта Бомбея оставалось примерно два дня хода.

Глава 7. Под солнцем Бомбея

Хелен сидела в плетёном кресле на веранде отеля Watson, щурясь от ослепительного солнца, и делала наброски в блокноте. За почти два месяца жизни в британской Индии она ещё не отвыкла от короткого парижского лета. В родном Париже лето было разное: дождливое, ветреное, тёплое, гораздо реже жаркое, а в Индии лето было круглый год – с настырным жгучим и беспощадным солнцем, превращавшего даже тень в раскалённую ловушку. Несмотря на то, что француженка поселилась в Бомбее в отеле, месте, близком ей по европейской атмосфере, где жила и собиралась публика со всего Старого Света со своими привезёнными правилами этикета, на второй месяц Хелен взбунтовалась. Жара свыше сорока градусов сама по себе была пыткой для юной аристократки, так ещё эти дурацкие требования носить постоянно корсет даже в Индии, это было явным издевательством над здравым смыслом. Хелен решилась на очередной отчаянный шаг и отказалась от постоянного ношения этой неудобной целомудренной детали дамского туалета.

«Пусть старые вороньи гнёзда в шляпах пялятся! – думала она, рисуя полуобнажённую танцовщицу с базара. – Их целомудрие – моя пытка».

Да, во время публичных выходов ей всё же приходилось терпеть и носить корсет, чтобы лишний раз не ловить на себе удивлённые и возмущённые взгляды почтенных дам, зато вне лишних взглядов Хелен дарила своему телу свободу, всё чаще оставляя корсеты в шкафу.

Месяц назад она получила две телеграммы из Франции: одну от родителей в ответ на своё второе письмо, отправленное уже по приезде в Индию, и телеграмму от крёстной Мэри. К её большому удивлению, родители с пониманием отнеслись к столь неординарному поступку. Нет, они были совсем не в восторге от её побега, но, видимо, после беседы с Мэри они узнали чуть больше обстоятельств и причин, побудивших Хелен к этому шагу. Родители просили беречь себя, скорее вернуться и продолжить жить в семье.

Крёстная Мэри писала: «Ищи себя в красках, дитя. Индия – твой холст».

Она желала крестнице идти по выбранному пути, найти себя, освоить новые приёмы и натуру для живописи, впрочем, также ждала её скорейшего возращения в Париж. Хелен скучала по родному дому, но Индия захватила её своим безумством цветов и нравов. Это была та страна, которая давала любому творческому человеку шанс найти и раскрыть максимально свой талант. Буквально даря вдохновение во всём: от необычной экзотической природы до диковинных религиозных обрядов и верований во множество богов. Ей было непонятно и интересно всё: от жуткого расслоения по кастам, нищеты и малообразованности большинства жителей до безумных богатств дворцов раджей, и во всём этом можно было найти то, что буквально толкало художника к творчеству. Эти же нищета и кастовые цепи казались мазками на полотне человеческой судьбы.

Недавно порезанный палец до сих пор ныл, делать наброски в блокноте и вести дневник было некомфортно.

«Аккуратнее надо точить карандаши! Не умеешь, попроси слугу-индуса, – мысленно ругала себя Хелен, сжимая карандаш, и одновременно не соглашалась сама с собой: – Но тогда бы я не познакомилась с этим рыжим шотландцем».

Максимильян Стюарт – так он позже представился – часто бывал в ресторане отеля и явно кого-то ждал, регулярно осведомляясь у управляющего, нет ли для него новостей.