– Как зовут? – спросил Адыл.

Уже рот раскрыл, чтобы ответить: «Александр»; вот бы по уши врюхался. Армен успел раньше:

– Чашка! Чашка её звать!

– Тшащка… – на свой лад повторил Адыл. – Похоже на наше слово «мерка», «образец». Ну, почти похоже. Хорошая лошадь!

– Лошадь, может, и хорошая; наездник не ахти, – сказал я. – Если бы…

И осёкся. Осёкся, потому что осенило. Потом пытался докопаться сам в себе: как, почему пришло в голову? И тогда не знал, что меня дёрнуло, и потом не докопался.

Хотел встать, но передумал. Без пафоса, совсем просто надо. Наклонился к Адылу и сказал:

– Есть такое правило: если хвалят – надо подарить. Прошу сделать мне приятное – принять Чашку в подарок.

– Не-ет, – провёл рукой над столом побледневший Адыл. – Правило другое: если гость похвалит – хозяин дарит. Принимаюшшая сторона – мы. Мы! Вы – гости. Не работает правило.

– После Аварии всё перевернулось. Всё! – улыбнулся я, стараясь не переборщить. – Теперь все правила наоборот. Пусть Чашка останется здесь. Я гость, надо уважить желание гостя.

Адыл помолчал и легко поднялся. Как на лошадь вскочил. Стол затих.

– Александр! Наш гость и мой друг Александр дарит мне шэ, свою лошадь. Вы все её видели – золото, а не лошадь. Ветер, а не лошадь. Каждая косточка на месте, ступает по земле как танцует. Вот кинжал. Старинный кинжал – дед мой говорил, что из метеоритного железа сделан, на Земле такого железа нет. Гнётся, но не ломается. Доску, камень пробивает, не хрупнет. Возьми, Александр, прошу тебя.

Я тоже встал. Наверное, когда такую вещь кавказец дарит, это много значит. Бог его знает, каков правильный ритуал принятия фамильного кинжала из метеоритного железа – одной рукой, в две руки? Может, целовать надо клинок? Или на колено встать? И как положено отвечать?

Взял массивный кинжал двумя руками, подержал на весу, вытащил из чернёных с золотом ножен. Потрогал светлую сталь, и опять неожиданно для самого себя, секунду назад и мысли такой не было, дёрнул лезвием по пальцам. Потекла кровь. Я отвёл руку в сторону, чтобы капало не над ковром, а на землю, и сказал:

– Адыл, пусть это будет единственная кровь, которая прольётся между вами и нами. Я буду стараться ради этого, обещаю.

От волнения у меня получилось по-адыловски: «обеш-шаю».

Он долго смотрел на меня, как будто проверял мои слова на вкус и прочность. Да не «как будто» – проверял, конечно. А стол молчал. Ох, и минута была.

Потом Адыл шагнул ко мне и обнял. И вот после этого застолье забурлило по-настоящему.

Ночевать не остались, попрощались тепло. Ехали, нагруженные подарками, обсуждали подробности. Сидели-то все вперемешку, было что рассказать. И пережитое напряжение развязало всем языки.

– Как мы с эРПэГэ-то в кассу! – радовался Аркадий. – Гучипса, который у Адыла правая рука, аж подскочил. Гвоздь-парень! Кручёный-верчёный. Шустрый как змея, руку жмёт – сломать может.

«Гутшыпса» – машинально уточнил я.

– Да у них все приторчали, – продолжал Аркадий. – И десять выстрелов в комплекте. Ильяс – голова! Царский подарок.

– Княжеский! – уточнил Армен. – Алик Виктрч теперь официально у нас князь. О-фи-ци-аль-но!

Сейчас вспомнил: Аркадий сказал, что после этого визита меня за глаза стали называть А-Вэ, по инициалам. Лицом-то к лицу именование перешло по наследству от Серёги – по имени-отчеству. Но с ним проще было. «Сергей Саныч» – легко и быстро.

А ко мне кто обращался «Викторыч», кто «Альсан-Викрч», длинноватое у меня имя-отчество для повседневного использования. Армену только запросто, но он принадлежит к народу, где есть фамилия «Мкртчян». В общем, после Адыла ни Аликом, ни Сашей между собой меня больше не звали. Только А-Вэ. Смешно…