А с Бакастовым в задушевные беседы не вступать, на уговоры не поддаваться. Конечно, начнут пытать, без этого они никак. Боли боюсь, терпеть не могу. В детстве из пальца кровь брали – дрожжал и трясся. Постыдные слёзы. А уж драки… После школы столько лет прошло, а и сейчас кровь холодеет, стоит вспомнить про сломанный нос. Хруст хрящей, вспышка перед глазами, боль, тьма. И слёзы. Сколько ни пытался ходить на серьёзный спорт: бокс, карате, таэквондо – всё кончалось на первых спаррингах. Ямэ!.. ямэ-хаджимэ…Одна надежда – сознание потеряю. Но вряд ли. Мучить они умеют. Врастяжечку, постепенно, с удовольствием. Противогаз на голову и дубинками по голеням. Подвести электрический ток к ушам. Яйца дверью зажать. Медленно выламывать пассатижами носовую перегородку. Стоп-стоп.

Вскочил, забегал по камере. Тише-тише, не метаться. Тише.

Но зачем им меня мучить, зачем?! Договор подписать? Глупо. Это же не ментовской протокол ради подписи, договор должен реально работать. Информацию вытянуть? Какую ценную информацию я им могу рассказать? Стратегические запасы сливочного масла? Схему работы транспортёра, по которому навоз удаляют?

С навозом беда, конечно. Замучились мы с этим делом. А из отстойника куда его девать? Большое стадо – большие проблемы.

Или тайны землепашества их интересуют? Тоже могу поделиться. Вчитывался вечерами до отупения и слипания глаз. Уверен, Бакастова заинтересуют преимущества дисковых агрегатов для лущения стерни перед устаревшими дисковыми боронами.

Ещё сообщу ему из последнего прочитанного: зяблевую обработку почвы для борьбы с поражённостью посевов ячменя корневыми гнилями предпочтительнее проводить в августе. В авгус-те, сука!

А зерно может стать дуплястым, когда от дождей его налило сильно и потом жаром свернуло так, что в середине его остаётся небольшая пустота. На песчаной почве зерно всегда бывает тонкокорое. А другое зерно – тощее, толстокорое, когда верхняя оболочка толста.

«Дуплястый-Бакастый». Решат, что издеваюсь, да и забьют до смерти. Или с меня верхнюю оболочку сдерут.

А вот схема охраны периметра им наверняка нужна. Но и сам её не знаю, это Армена с Вадимом епархия. На всякий пожарный на вышке стоит дозорный, вот и вся охрана. Но они-то не знают, что я не знаю. Мучить они будут просто потому, что могут. Логика здесь не работает.

Где-то есть провал, который я не постигаю. Уговорами я на них работать не стану, а через пытки ничего не добьются. Сломать – сломают, но толку не будет. Тупик.

Договор и подпись? Как только окажусь среди своих, в помойку такой договор.

Заложники? Взять семью в заложники – вот тогда они умеют разговаривать. А так им скучно, не знают куда руки девать. Если моих взяли…

Стоп. Стоп-стоп-стоп. Картинка вдруг разлетелась на осколки, и вместо неё сложилась другая, как в древних телезаставках.

Мать-мать-мать. Какие, к свиньям, продукты?! Они, что – на вертолёте будут за яйцами и сметаной летать?! Или мы продуктовые обозы будем снаряжать? Какие? На конной тяге? Дорог-то нету.

Нет, всё-таки голова ещё буксует. Память, может, и восстановилась, а соображаю неважно. Почему я всё время разделял «здесь» и «там»? Типа, они – здесь, в этом супербункере, а мы – там, на Базе.

Им не нужен этот бункер, им нужна База. Вместе с нами, как есть. Нам безумно повезло с этой воинской частью – целенький, неразграбленный защитный контур, хозяйственные постройки, даже отопительный котёл на мазуте. И горючее. И всё на ходу. Коровы, лошади, свиньи. Безопасно, тепло, налаженное хозяйство и организованная рабочая сила. В смысле – рабы. Может быть, где-то есть ещё такие места; наверняка есть, но у нас-то всё готовое!