Странная идея.

– Станут ли за пустые бумажки торговать? – высказал я сомнение.

– Не станут – так не станут, какой разговор. Может, так меняться будут, – не стал спорить Адыл. – Дадим подсказку людям, чтобы дело сдвинулось, а дальше сами. – И улыбнулся: – Заговорились мы, за стол пора. Предлагаю вперемешку сесть, чтобы наши люди между собой поговорили.

Никто к Адылу не подходил, знаков не делал, по сторонам он не смотрел. Откуда узнал, что стол готов – непонятно. Впрочем, что непонятного: над лугом плыл волнующий, мирный, из прошлой жизни, запах запекающейся на углях баранины.

За столом разница наших хозяйств выглядывала из каждой тарелки. Баранина вяленая, копчёная и запечённая, курятина, сыр овечий, брынза такая и сякая. Свинины никакой. Немножко масла, зелень, зелень, зелень. И вкуснейшие лепёшки вместо хлеба. Стояли коньяк, водка и вино, хозяева тянули понемногу красное, мы тоже не налегали.

– У меня спина мокрая, – шепнул Аркадий. – Два часа прошло, каждую секунду жду – вот-вот кинутся.

Адыл произнёс впечатляющий тост. Без кавказских пышностей, без завитушек. Дипломатическая взвешенная речь. Я как мог ответил, и понемножку все разговорились.

– Второй раз вот так за столом сидим, – сказал я Адылу. – Через семь дней после Аварии мы праздник сделали. И вот сейчас.

– Аварией называете? Хорошее слово нашли. И здесь вы молодцы, – сказал Адыл. – Красавчики. И про коров с лошадьми сразу сообразили, и флаг сделали по уму. Хороший флаг. Кто придумал?

Я хотел добавить: мол, про коров Сергей сразу сообразил, пока все «кипешили». Но не стал. Слишком много придётся рассказывать. Пожалуй, ещё рано. Лучше про флаг.

– Все вместе. Голов много и все светлые. А главный элемент – моя жена придумала.

Адыл поднял бровь.

– Хорошо придумала. У нас говорят: «Когда жена умная – исполняются все…» – Адыл запнулся, подбирая слово. – Такого слова по-русски не знаю, можно сказать: «благопожелания». Когда жена умная, исполняются все благопожелания.

Взгляд Адыла помягчел. Мне показалось, что ему хочется рассказать о своей жене, но он промолчал. Видимо, тоже решил: об этом пока рано. И заговорил о другом:

– А главное – лошади. Мы – исконные конники, а про лошадей только через два дня вспомнили. А вы сразу.

– Это Армен, – показал я. – Благодаря ему. От бога лошадник.

– A-а, что ты говоришь! – расплылся Армен. – Тебе благодаря, Алик Викторович, тебе-е! Никто ехать не хотел! Никто! Первый день – все рукам-ногам болят, мертвецов нанюхались, у всех нерв вот такой! Я сам сил не было – вот как устал! Никто не хотел, а ты поехал! Мешкт дзик пахи! Причём – учтите! – до этого никогда в седле не сидел! Никогда! Силу надо иметь, си-илу!

Хорошо завернул, Армен, давай-давай! Но и мне нужно слово вставить.

– О ком ты рассказываешь, Армен? – покрутил я головой по сторонам. – Что за человек такой?

– Про тебя, Алик Виктрч, про тебя! Мертвецов с реки убирал, а вечером в Богдарню поехал! Сильный духом, сильный! Потому и кони за тобой пошли.

– Правильно говорит, – вмешался худощавый жилистый парень, сидящий слева от Адыл-джерея. – У нас есть пословица… на русском примерно так будет: «Если всадник упал духом, под ним и конь не бежит». И наоборот!

– Люди часто преувеличивают, – сказал я.

Адыл улыбнулся.

– Не зря съездили, – сказал он. – В Богдарне хорошие лошади были. Ваши все оттуда?

Я кивнул.

– И у командира под седлом – лучшая. Это правильно. Как золото, такая шэ… «Шэ» – лошадь по-нашему. Я навстречу еду – надо о серьёзном думать: что за люди приехали, с добром пришли или за пазухой что против нас держат, вдруг стрельба начнётся – а сам только на лошадь и любуюсь. Ветер в голове, что и говорить! – Адыл махнул у головы рукой, и все аккуратно улыбнулись.