Да. Но не моё. Я давно уже жила с этим именем, как с образом.

Анжела – та, кто путешествует, трахается и ищет Бога между ног.

В кругу была одна женщина – Вита. Она плакала, когда говорила.

– Меня не трахали год. Никто. Я чувствую, как моё тело умирает от этого.

Я посмотрела на неё. И впервые за долгое время не почувствовала ни жалости, ни превосходства. Только желание обнять.

Но мы не обнимались. Мы кричали.

Прямо в лесу.

На полную грудь.

– А-а-а-а!

Я тоже.

Я орала всё, что копилось:

На мужчин, которые в меня входили, но не оставались.

На себя – которая делала вид, что ей не больно.

На отца – которого нет даже в этих дневниках, потому что его нет нигде.

Потом был ритуал с глиной. Мы мазали ею свои тела, словно воссоздавая заново. Кто-то плакал. Кто-то дрочил.

Я просто смотрела на свои пальцы. Тёмные, влажные, скользкие. И думала: а ведь этими руками я трогала вчера Бога.

Вечером вернулась к Лео.

Он стоял на берегу. Одетый в лён, без обуви.

Он повернулся ко мне:

– Где ты была?

– Искала истину между влагалищем и сердцем, – со злостью сказала я.

Он кивнул.

– Нашла?

– Угадай.

Он подошёл. Коснулся губами моего лба.

– Тогда ты готова ко второму дыханию.

На этот раз мы не спешили.

Он связал мне руки шарфом.

– Чтобы ты не мешала себе чувствовать.

Я не сопротивлялась.

Он накормил меня клубникой с сыром. Клал на язык.

Смотрел, как я глотаю.

– Ты умеешь быть покорной?

– Я умею быть настоящей.

– Это опаснее.

Он водил пальцами по моей груди, будто читал молитву.

Каждое касание – как послание.

Каждое движение – как вызов.

Он вошёл в меня медленно, сдержанно – как будто прислушивался, как звучит внутри меня его движение.

Не торопился. Не требовал. А чувствовал.

Его тело было горячим, как песок под утренним солнцем, и каждая точка его прикосновений отзывалась у меня гулом где-то под рёбрами.

Но с той силой, от которой ломается всё лишнее.

– Ты хочешь забыть, – сказал он, двигаясь во мне.

– Я хочу раствориться.

– Тогда не держись.

Я отпустила. Всё.

Свои страхи. Свою гордость.

Свою роль той, кто всегда всё контролирует.

Я просто была.

С ним.

С собой.

С небом, которое рушилось за окном.

Он скользнул глубже – и я выгнулась навстречу, будто моя кожа сама искала его. В этот момент я перестала быть женщиной с прошлым, с болью, с решениями.

Я стала телом. Желанием. Теплом. Реакцией.

Он двигался во мне размеренно – точно, упруго, будто знал мою глубину.

Его бедра толкались в мои, не спеша, но властно. Руки обвили мою талию, поднимали, прижимали, удерживали, не давая сбежать ни в мысль, ни в воздух.

Он смотрел на меня, не моргая, будто сам удивлялся, что это происходит не во сне.

Я чувствовала, как всё внутри заполняется им – не только физически.

Как будто он подбирал ритм к моему сердцу, нажимал на мою боль и превращал её в желание. Каждый толчок выбивал остатки контроля, лишние слова, маски.

Я цеплялась за его плечи, вгрызалась в кожу зубами, ловила губами его дыхание, слышала, как он сдерживает стон, и это только разжигало меня сильнее.

Он ускорился, и я вскрикнула – от удовольствия, от резкости, от свободы, которую чувствовала в его руках. Его член входил во мне глубоко, уверенно, с той грубой, но честной силой, которой мне не хватало всё это время. Он трахал меня так, будто хотел вытрясти из меня весь шум. И я позволила.

Мои бедра двигались в ответ, я впивалась ногами в его спину, я дышала рвано, как после бега.

Я была открыта, жадна, текла от желания, и он знал это.

Он вошёл в меня особенно глубоко – и я закричала, не сдерживаясь.

Он рычал в ответ, напрягался, как натянутая тетива, и я чувствовала, как его тело готово разорваться от напряжения.