«А что, если попробовать забрать его?» – промелькнула мысль, такая смелая и такая пугающая. – Ему явно не место здесь, среди строгих стен и равнодушных правил. Даже директор, Мария Ивановна, намекала, что Костя слишком мягкий для этого места, слишком ранимый».
Но эта мысль требовала серьёзного размышления. Костя – ребёнок с особыми нуждами. Справится ли она? Сможет ли дать ему всё, что нужно? Аня знала, что её сердце тянется к нему, но разум требовал времени. Поэтому она решила пока ничего не говорить Косте, не давать обещаний, которые не сможет сдержать.
Она подошла к забору, стараясь улыбнуться.
– Привет, Костя, – сказала она мягко. Он поднял глаза, и в них мелькнула искорка, но тут же погасла. – Мне нужно уехать по работе в другой город.
– Ты насовсем уедешь? – тихо и грустно, скорее сообщил, чем спросил он. Его голос был таким тонким, что Аня почувствовала, как горло сжимает.
– Нет, я вернусь через неделю, – уверенно ответила она, стараясь вложить в слова всю свою искренность.
Костя опустил взгляд, его пальцы сжали карандаш так сильно, что тот чуть не хрустнул.
– Я слышал, другим тоже так говорили. Никто после этого не вернулся, – сказал он тихо, почти обречённо. А потом, словно решившись, добавил: – Да, я понимаю, что все любят котят. А я – кот, безрукий и безногий. Такой никому не нужен. Ладно. Прощайте.
Он резко встал, сильно прихрамывая на правую ногу, и пошёл к другим детям, не оглядываясь. Его спина, такая маленькая и сгорбленная, была как немой укор.
Аня замерла, не в силах пошевелиться. Его слова ударили её, как пощёчина. Она хотела крикнуть, побежать за ним, сказать, что он не прав, что он нужен, что она вернётся. Но ноги будто приросли к земле. Она смотрела, как Костя растворяется среди других детей, и чувствовала, как в груди разрастается боль – не её привычная, связанная с потерей Миши, а новая, острая, за этого мальчика, который уже не верил в обещания.
Всю неделю в командировке Аня не могла избавиться от этого образа – Кости, уходящего прочь, и его слов, таких тяжёлых для ребёнка. Она работала, улыбалась коллегам, но в свободные минуты её мысли возвращались к нему. В гостиничном номере, сидя у окна, она доставала тот первый рисунок – дом, Рекс, фигурку с длинными волосами – и проводила пальцами по неровным линиям.
– Я вернусь, Костя, – шептала она, будто он мог услышать.
И с каждым днём мысль о том, чтобы забрать его, становилась всё яснее. Она не знала, как это сделать, с чего начать, но чувствовала, что это не просто порыв. Это было что-то, ради чего её сердце снова начало биться.
Вернувшись в город, Аня не пошла домой. Она сразу направилась к интернату, сжимая в руках новый альбом для рисования и коробку цветных карандашей – не таких, как в прошлый раз, а с ещё большим количеством оттенков. В кармане лежал маленький сюрприз – брелок в виде кошки, который она случайно увидела в магазине и купила, вспомнив, как Костя хотел нарисовать кошку для Рекса. Она не знала, найдёт ли его у забора, примет ли он её после недели молчания, но была готова ждать.
Подойдя к знакомому месту, она увидела Костю. Он сидел на выступе, но не рисовал – просто смотрел в землю, постукивая старым карандашом по колену. Аня сделала шаг вперёд, стараясь, чтобы её голос звучал тепло и уверенно.
– Привет, Костя. Я вернулась. – Он поднял голову, и его глаза, такие большие и настороженные, замерли на ней. Он молчал, словно не веря, что она здесь. Аня достала альбом и брелок, протянула их через решётку. – Это тебе. Для кошки. И для новых рисунков. Я же обещала.
Костя медленно взял брелок, повертел его в руке, и его губы дрогнули.