—–

Эпиграф:

Он готовил восхитительно.

Только вот в рецептах чувств у него всегда был перебор на стороне «слишком много вранья».

––

Франция. Южная. Красивая. Вкусная.

Море, вино, простыни цвета шампанского или сливочного масла.

Я приехала за отдыхом. Ну как – за вдохом. После череды выдохов.

Этот маленький городок был как открытка, которую случайно высылаешь себе самой.

Кафе с лавандой на подоконнике, женщины в льняных платьях и мужчины, у которых шарфы были важнее характера. Франция пахла искусством и гастрономией, как минимум за это в нее можно было влюбиться с первого глотка игристого. Такая сильная влюбленность, что пьянит, а такое надо закусывать.

Мне хотелось раствориться. В солнце, в местной выпечке и, если уж на, то пошло, в лёгком флирте.

–

Я зашла в ресторанчик на углу – тот, где пахло базиликом, розмарином и лёгкой безнаказанностью. Закусить мою влюблённость к солнечному флирту города.

Он вышел из кухни в белом фартуке.

Смуглая кожа, карие глаза, улыбка как свежевыпеченный круассан: хруст снаружи, мягкость внутри.

– Bonsoir, мадам. Вы ведь впервые здесь?

– Вижу, что вы не сомневались.

– Я здесь всё замечаю. Особенно красное платье и грустные глаза.

– А ещё?

– Что вы сегодня будете ужинать одна, но не останетесь в одиночестве. Это я вам гарантирую.

–

Он подал мне пасту с морепродуктами, и я поняла, что это – не еда. Это любовь, поданная альденте. Когда немного надо недожать, не доготовить, чтобы получилось идеально.

Он знал, как говорить. И когда молчать. У него были манеры, как у настоящего француза: с налётом элегантности и лёгким оттенком «мне можно всё».

–

Я сидела на веранде под открытым небом, а над моей головой лентами развевались фонарики – красные, как вино, жёлтые, как августовский мёд.

Запах базилика плыл в воздухе, вплетаясь в ароматы соли, жареных мидий и немного – лжи.

Он вытер руки о фартук и подошёл с тарелкой.

На ней – блюдо, которое пахло романом. Коротким, но запоминающимся.

– Попробуй. Это моё любимое.

– Надеюсь, не как женщина.

Он засмеялся, но в его глазах на секунду мелькнула осторожность.

Как будто он знал: я здесь не навсегда. Но на вечер, потому не станет разворачивать весь набор специй. Только приправит вечер своей харизмой – и уйдёт, как официант в закрытую кухню.

–

Мы встречались каждый вечер. После его работы. Ужинала приправляя блюда взглядами глаза в глаза. А после ждала приближения моего визави.

Он показывал мне город – и я не замечала, что всё это очень красиво, но слишком аккуратно.

Слишком выверено. Как тарелка в мишленовском ресторане: эстетично, но наесться невозможно.

–

Он всегда готовил что-то вкусное.

Я всегда смеялась.

А между смехом и вкусом оставалась одна пустота и голод.

– У тебя есть семья?

Он вытер руки о полотенце.

– Всё сложно.

– Прямо как в соусе?

Он усмехнулся.

– Да. Но этот соус лучше не подавать на стол.

–

На следующий день я увидела его с женщиной.

Он целовал её в висок, а она держала его за руку, будто знала об этом больше, чем я.

Я не подошла. Я просто ушла.

–

Вечером, я решила изменить ему и его блюдами села на веранде в ресторане, напротив. Он пришёл ко мне сам.

– Бессовестная измена.

– Учусь у лучших.

– Это моя жена.

– В смысле – бывшая?

– Нет. Просто жена. Но у нас всё… по-французски.

– А у меня всё по-человечески.

Он замолчал. Потом пробормотал:

– Я не хотел врать.

– Ты и не врал. Просто забыл сказать. А это – тот же ингредиент, только без красивой обертки.

–

Мы расстались.

Как люди, которые просто говорят: «Спасибо, это было вкусно. Но не моё».

–

Во Франции измена – это чуть ли не позиция в меню. Лёгкая подача, щепотка оправданий, бокал вина и – voilà. Только я не умею есть отношения вилкой для улиток. Пусть они оставят себе свои рецепты, а я вернусь туда, где «честность» – не экзотическая приправа.