Избушка издали выглядела очень красиво, покрытая дранкой, с сенями также одранкованными. Внутри было просторно, уютно и тепло. По обе стороны окошка сделаны нары, а между ними, к окошку, сооружён столик. Дрова были заготовлены и по общему мнению жильё для моей дальнейшей охоты было принято в эксплуатацию.

На вечернем совете я предложил Петру наведаться в зимовье, которое я перед этим отремонтировал, проверить сохранность продуктов и унести кое что из инструментов и снаряжения, неучтённых или забытых мной при завозке. Петр согласился, так как был очень доволен, несмотря на все трудности, этим романтическим путешествием.

За те дни что мы строили, понемногу падал снежок и уже чётко просматривались следы всех обитателей тайги.

Мы вышли рано утром, так как идти было около двадцати километров, необремененные большим грузом и с хорошим бодрым настроением. По пути собаки нас задерживали полайками на белок, но мы старались надолго не отвлекаться, чтобы прийти засветло. Удача сопутствовала нам и к вечеру наши котомки наполнились глухарём, десятками белок и соболем.

Уже на подходе к зимовью, по темноте, собаки прямо у визира загнали ещё соболя на одну из трёх рядом стоящих елок. На какой из них находился соболь, было неизвестно.

– Ты, Петро, спустись к елкам в ручей, а я пару раз из тозовки пальну по веткам – глядишь, спрыгнет соболь, а собаки его задушат.

Петро спустился и встал у комлей елок, успокаивая лающих собак.

– Петро! Сейчас я стреляю по средней елке. Смотри, может, спрыгнет! крикнул я.

Щелкнул выстрел и почти сразу Петро закричал на собак, отбирая у них соболя, чтобы собаки его не порвали.

Такое везение бывает редко – я, не видя соболя, случайно попал ему прямо в голову!

Обрадованные удачей, пройдя ещё немного, мы спустились с косогора прямо к едва различаемой в темноте избушке. Потеплело и начавший перед этим падать снежок, перешёл в снегопад.

Зажгли лампу и затопили печку, чтобы согреться, обсушиться и вскипятить чай, а перед этим вытащили из неё сахар, крупу и другую мелочевку, которую я туда спрятал от мышей и других зверьков во время завозки. Мешки с сухарями были подвязаны на толстой жерди, прибитой между двумя мохнатыми елями, а полмешка муки, предназначенной для собак, висело в сенях.

Утро было пасмурным, но снег идти перестал, хотя за ночь выпало сантиметров пятнадцать. И тут я обнаружил, что подвешенного на жерди полмешка муки не оказалось, жердь была сломана, а под елями из трёх мешков с сухарями остался один, подвешенный повыше, а вместо двух других висели лишь ленты мешковины.

Обследовав всё вокруг зимовья и в нём, я пришёл к выводу, что здесь похозяйничал медведь, видимо, сразу же после моей завозки. Поиски муки ни к чему не привели, так как все следы разбоя скрыл выпавший снег. Я прикинул остатки продуктов и решил, что в этом зимовье обойдусь, а в новое мы завезли. Поругавшись на грабителя, я успокоился.

– Слушай, Петро! – сказал я. – Вчера мы совершили большой переход и, конечно, устали. Давай, сделаем так: я возьму собак и тозовку, сделаю кружок до речки и вдоль неё до следующего ручья, по нему поднимусь и вернусь сюда. Посмотрю, есть ли зверьки, а может быть какого соболька и удастся добыть. А ты тереби глухаря, вари в ведре суп, отдохнём, переночуем, а завтра поведу тебя на выход.

Я достал из запаса патроны с пулевыми зарядами, повертел в руках двустволку и, подумав, что далеко и долго ходить не буду, повесил ружьё на место. Затем быстро собрался, поманил собак и с тозовкой на плече отправился в разведку.

Сначала я шёл таёжкой по самой пойме, но ещё не промерзший мох затруднял движение, и я поднялся чуть выше на косогор. Собаки нашли парочку белок, которых я убил, но соболиных следов пока не встречалось – видимо, соболь не торопился выдавать себя по свежевыпавшему снегу.