Охотничьи рассказы Георгий Котляров

Георгий Георгиевич Котляров родился 18 мая 1936 года в Намангане, в Узбекской ССР. Его семья – потомки донских казаков – оказалась там не по своей воле: деда расстреляли в 1937 году, а семью выслали в Среднюю Азию. Перед самой войной Котляровы переехали в Харьков. На третий день войны отец ушел на фронт, мать осталась с двумя сыновьями.

В 1943 году в литовском Каунасе произошла трагедия, определившая всю дальнейшую жизнь Георгия. Его мать, Валентина Ивановна, ушла на базар и не вернулась. Война разлучила их на многие годы, и они встретились вновь только через 60 лет.

После войны мальчишка прошел через детский дом, жил у родственников, рано начал работать. Окончив семь классов, поступил в техникум, но бросил после третьего курса – нужно было зарабатывать. Работал на танковом заводе, на целине в Алтайском крае, служил на флоте на Сахалине.

Судьбоносным стал момент, когда молодой Котляров, путешествуя по стране, сошел с поезда на одной из сибирских станций и остался здесь навсегда.

Четверть века Георгий Георгиевич проработал в системе «Иркутскхимлес». Начинал вздымщиком, стал мастером, потом директором химлесхоза. В 1970 году возглавил крупнейший в стране Полинчетский химлесхоз, в 1977-м – Приангарский. Имея семью и пятерых детей, учился заочно: окончил Иркутский пушно-меховой техникум, затем сельскохозяйственный институт, получил специальность биолога-охотоведа.

Но главной страстью его жизни всегда оставалась охота. Не спортивная забава, а настоящий таежный промысел. Месяцами он жил в зимовьях, в сотнях километрах от ближайшего жилья. Его забрасывали туда вертолетом с запасом продуктов и оставляли одного до весны. В этой «своей тайге», как он ее называл, Котляров был и охотником, и натуралистом, и философом. По вечерам при свете свечи писал в тетрадь рассказы о том, что видел и пережил. Когда кончался карандаш – писал свинцовой пулькой от ружья.

Сегодня почти не осталось таких людей. Настоящих таежников старой закалки, для которых лес – не экзотика, а дом. Которые видят в диком звере не трофей, а равного противника в извечном поединке жизни. Которые понимают и уважают законы природы, потому что живут по ним.

Эта книга – собрание подлинных историй из жизни Георгия Котлярова. Здесь нет вымысла, только то, что было на самом деле. Простым, точным языком он рассказывает о встречах с медведями и волками, о собаках-помощниках, о трагических ошибках и счастливых спасениях. Каждый рассказ – это урок выживания и одновременно размышление о месте человека в природе.

Книга переиздается стараниями родственников Георгия Георгиевича, которые бережно хранят память о нем. Они понимают: такие свидетельства бесценны. Вместе с последними настоящими охотниками уходит целая эпоха, особый тип человека, особый способ жизни.

Читая эти рассказы, мы прикасаемся к исчезающему миру, где человек был не царем природы, а ее частью. Где выживание зависело от знаний и опыта, а не от снаряжения. Где между охотником и зверем существовало взаимное уважение, рожденное в честной борьбе.

Пусть эта книга станет памятником Георгию Георгиевичу Котлярову и всем настоящим таежным охотникам, чьи следы навсегда остались в бескрайних сибирских лесах.

Эта книга впервые была издана в 2008 году усилиями Усть-Удинской центральной районной библиотеки. Тогда, благодаря вниманию и заботе сотрудников библиотеки, охотничьи дневники Георгия Георгиевича Котлярова были бережно отобраны, набраны на компьютере и оформлены в книгу, ставшую заметным событием для жителей Усть-Удинского и Балаганского районов.

Мы искренне благодарим Е. М. Богданову, ответственную за выпуск, и А. Е. Ефремову, осуществившую компьютерный набор, верстку и оформление книги. Благодаря их работе и инициативе сохранились не только рассказы, но и голос человека, для которого охота была не просто увлечением, а частью жизни, культуры, общения с природой.

Ниже приведено оригинальное предисловие издания 2008 года. Мы публикуем его без изменений, сохраняя живую связь с первым выпуском книги и тем временем, когда она впервые попала в руки читателей.

Георгий Георгиевич Котляров – человек в Усть-Удинском и Балаганском районах известный и уважаемый, многие годы, до своего ухода на пенсию, возглавлявший химлесхоз, межхозяйственный лесхоз, госпромхоз. Предприятия эти под его руководством становились прибыльными, и их работники с теплотой и благодарностью вспоминают своего строгого, но внимательного и доброжелательного руководителя.

Многие знают и о том, что Георгий Георгиевич – страстный охотник, настоящий профессионал. Но вот то, что он многие годы писал охотничьи дневники, знают далеко не все.

Мы посчитали, что хранить их в ящике стола – дело малополезное, и предложили Георгию Георгиевичу написать цикл охотничьих рассказов. Поколебавшись, он согласился.

Мы с Малышом дотащились до зимовья к ночи. Целую неделю от зимовья до зимовья мы проверяли ловушки на пушных зверьков, пройдя порядка 100 километров, добрались до центрального, шестого зимовья, откуда ушли неделю назад. Малыш – это кобель, которого я вырастил из «недоразумения» с рукавичку величиной, до красивого, стройного, умного кобеля-лайки. Взаимопонимание между нами было полное; единственное, чего я не смог добиться, несмотря на многолетнюю дрессировку Малыша – он ни разу не ответил мне на интересующие меня вопросы, а только взглядом выражал свое отношение к моим действиям.

Усталость давала о себе знать и, натопив печку, приготовив чай и некорыстный ужин, утолив свой голод и жажду, со спокойной душой мы улеглись на отдых, каждый на свое место, я на нары с теплой постелью, а Малыш в сенях на подстилке.

Добытую за неделю пушнину я повесил в сенях, чтобы на следующий день, день отдыха, оттаять её в зимовье и обработать. С вечера мороз усилился, и я был рад, что мы вовремя добрались до зимовья, где можно отдохнуть, привести в порядок оружие и снаряжение, и подготовиться к походу на следующий круг проверок. Прогноз подтвердился, и утром градусник показал минус 35 градусов. Этот мороз не трагедия, но время позволяло переждать его 1—2 дня, так как такой необходимости в срочной проверке капканов не было.

Утро было ясным и солнечным. В лесу стояла тишина, не слышно было ни дятлов, ни поползней, которые в другое время всегда давали знать о том, что жизнь продолжается, своей возней и стукотком. Малыш, свернувшись клубком в сенях, поднял голову, посмотрел на меня, и я понял, что никакого желания куда-либо идти у него нет.

Я быстро, в одних плавках, побежал к ключу, что находился метрах в 20 от зимовья и никогда не замерзал, вылил на себя два ведра воды, рявкнул так, что тайга вздрогнула, и помчался в зимовье, уже натопленное, чтобы обтереться, одеться и чувствовать себя бодрым и энергичным на весь день. Я это, по глупости, делаю с 1977 года и не жалею. И вдруг я остановился на полпути к зимовью. Эту первозданную тишину пронзил крик, даже трудно назвать это криком – это был стон, четкий и ясный, который доносился сверху. Этот крик пронзил меня своей безысходностью, трагичностью и мольбой настолько, что я, несмотря на куржак на голове, озноб от купания, оцепенел и не двигался с места. Подняв голову, я увидел, что высоко, метров 100 над зимовьем кружил ворон и равномерно, с одинаковым интервалом повторял и повторял свой крик.

Я домчался до зимовья, обтерся насухо, оделся и вышел посмотреть, не улетел ли ворон. Кобель тоже вышел из сеней, и мы, подняв головы, наблюдали за кружащей над зимовьем птицей, не перестающей издавать регулярно свой крик-стон. Я насторожился и задумался.

В этой тайге я охочусь больше двадцати лет. Я прекрасно знал, что в этих местах жила пара воронов (самец и самка), которые не только каждый мой приход в тайгу приветствовали меня, но и часто высоко в небе сопровождали меня в моих похождениях, надеясь на мой удачливый промысел и остатки от добычи для своего пропитания. Я всегда с радостью слышал их приветствия и с величайшим уважением относился к этим умнейшим птицам, которые своим поведением подсказывали, и где стоит зверь, и попалась ли кабарга в ловушку. И никогда за все время нашего сосуществования не было случая, чтобы вороны нарушили капканы или утащили приманку. Мы прекрасно знали друг друга и много лет жили дружно. За десятки лет, проведенные в одиночестве в тайге, я уже научился понимать крики птиц и зверей.

И вдруг этот крик, он насторожил меня, меня о чем-то просили или предупреждали. В тайге мы почти все суеверные, и в душу закралась тревога.

Что произошло? Что случилось? Предупреждает меня о беде, или беда случилось у них, и они просят о помощи?

А ворон все летал и кричал. Летал он один. Мне трудно сказать, кто из них кружился (он или она), но то, что что-то случилось, я понял. Я хотел заготовить дров на будущее, позавтракал, оделся, чтобы приступить к работе, но не смог, я не мог перенести этих криков и ушел в зимовье. Ворон кружил до ночи.

Я почти не спал, все разгадывая тайну этих трагических, в этом я не сомневался, сигналов. Мороз не спадал, и утром также была ясная и морозная погода, также сверкала Кухта на притихших елях и молодых сосенках, также застыла в тишине притихшая тайга. Но стоило мне выйти из зимовья, снова в небе раздался этот крик, стон или плач, мне даже трудно подобрать слово к этому звуку, и я вновь ушел в зимовье, никак не мог понять, что просит от меня эта птица, рядом с которой мы в согласии и уважении друг к другу прожили столько лет.