Да и самих зайцев было видно, они в разных позах замерзали в петлях.

К обеду мы прошли половину путика и остановились, чтобы пообедать и уложить в мешки зайцев, которых тащили на себе в петлях. До обеда мы уже сняли десять зверьков. Они плохо укладывались в мешки, замороженные в разных позах, и тащить их было неудобно.

Вторая половина дня была трудней. Груз всё добавлялся, а путь, по словам Якова, был ещё далек. Ноги у меня заплетались, я вымок от падающего с деревьев снега и от пота. Только к сумеркам мы добрались до конца дневного обхода и вышли на дорогу, ведущую домой. За день мы сняли 17 зайцев и были ими навьючены, как верблюды.

– Ну вот, один путик проверили, – сказал Яков, – Завтра пойдем на второй.

Мне не хотелось шевелить даже языком, но всё же я спросил:

– А много ещё дней ходить на первый провер?

– Да нет, ещё дня два-три. Я ведь выставил 400 петель, так что после первого провера отдохнем пару дней и пойдем по второму кругу со снятием ловушек.

После этих слов у меня отнялись язык и ноги.

За день мы прошли по чаще и с грузом без малого 17 километров. Дома я упал и спал, как убитый. Всю ночь мне снились зайцы.

В последующие дни мы проверили оставшиеся путики, а затем, вторым заходом снимали петли. В последний день похода в петлю попала лиса.

Всего за этот период попало 89 зайцев. Кроме того, больше десятка съели хищники и птицы. По закону тайги все петли были сняты.

Зайчатину ели до самой весны. Так я впервые познакомился не только с удивительным знатоком охоты и природы, но и понял, что охота не просто времяпрепровождение, но и великий труд и польза – для здоровья и для души.

После войны мужиков в этой деревне осталось мало. По рассказам стариков не вернулось домой около сорока человек из уходивших на войну, а в этом краю что ни мужик, то рыбак или охотник. И если раньше тайга опромышлялась на десятки километров вглубь хребтов, то теперь, в основном, только по реке и устьям её притоков. Куда ни глянь – везде море заброшенной тайги, в которую десятками лет не ступала нога человека. Деревня Петропавловка вымирала…

Я облюбовал себе угодья по среднему течению Екунчея, где нашёл одно заброшенное дряхлое зимовье, расположенное на краю боринки у чистого, бьющего из-под горы ключа. Завёз продукты, печку и всё необходимое для существования на период промысла.

Подремонтировав это подобно жилья, я вышел в поселок Новый, где тогда жил с семьей и работал мастером подсочки, чтобы собраться, завестись выше по речке ещё километров на двадцать и построить там второе зимовье и охотиться из двух избушек более продуктивно, охватывая большую площадь угодий.

Было начало октября и лишь изредка пробрасывало снежок, но устойчивого покрова ещё не было.

В помощники, строить зимовье, ко мне напросился мой хороший товарищ – тракторист Удра Пятрос, литовец, молодой крепкий парень, которого после строительства я обязался вывести из тайги домой, до которого, кстати, было около пятидесяти километров.

Путь предстоял тяжёлый, так как дорог, ясное дело, не было, а старые охотничьи тропы давно заросли. Решено было завозиться на вьючных лошадях по маршруту, проложенному мной на карте по квартальным визирам, благо несколько лет назад здесь было проведено лесоустройство.

Всё было скрупулёзно подготовлено, увязано и распределено по вьюкам на каждую из двух лошадей. Коноводом был возчик участка Борис, который и должен был увести лошадей обратно.

Итак, 13 октября 1966 года мы выступили в поход. У Бориса была захудалая одностволочка шестнадцатого калибра, а у Петра ружья не было вовсе.