Место было глухое, тихое, труднодоступное, а главное скрытое и безопасное. Здесь и поселилась рысь. Она пришла сюда давно, много лет назад, когда по неписанным законам природы наступило время начинать самостоятельную жизнь. Покидала родные места рысь редко: в годы бескормицы, когда нужно было искать пищу в других местах и когда чувство материнства заставляло её уходить в поисках сородичей. Кроме этого, старая рысь уходила из родных обжитых мест, когда в тайгу приходил человек.

Человек приходил с собаками осенью и промышлял. Собаки, эти назойливые и злые существа, её пугали, она их ненавидела, как и любая другая кошка, и избегала встреч с ними. Когда выпадал глубокий снег, и человек с собаками уходил – рысь возвращалась. Потом человек приходил снова, но уже без собак. Так как он ее не преследовал и даже не пытался этого делать, она к нему привыкла, и чувство страха перед человеком у неё притупилось.

Но все равно осталось неприязнь, и инстинкт самосохранения заставлял рысь всегда избегать встречи с ним.

Человек был странным. Он почему-то очень любил эту скалу, любил подолгу сидеть на её камне и смотреть в синие дали. Человек знал, что под камнем рысь, видел её следы и целые тропы, но не трогал этого красивого, сильного зверя. Однажды они даже случайно встретились и несколько секунд, замерев, смотрели друг на друга, но человек даже не пытался испугать или обидеть чем-то зверя.

Наверное, человек любил рысь, и ему нравилось, что в его тайге живет этот красивый зверь. Они привыкли друг к другу. И след человека уже не вызывал у рыси того страха, какой был раньше. Но появление потомства усилило у неё чувство осторожности и подозрительности. В период воспитания своих котят рысь уводила свое потомство в самые глухие места, которые почти никогда не посещал человек.

Шли годы, и это взаимное сосуществование ничем не нарушалось. Рысь перестала бояться человека, тем более, что по глубокому снегу он приходил один без собак и часто на речке, даже недалеко от зимовья охотника играла и резвилась со своими подросшими котятами. И рысь, и человек каждый добывал себе пищу сам и не давал повода преследовать друг друга.

Шли годы. Рысь состарилась и превратилась в крупную, матерую кошку.

Она уже привыкла и к своей скале, где вырастила не одно потомство, и к человеку, который не преследовал её. Вот это её и привело к трагедии.

Однажды, спускаясь по уже давно проторенной в глубоком снегу тропе, проложенной в глухом еловом подростке, рысь внезапно ощутила тихий металлический шелест, и, рванувшись в сторону, ощутила на шее затянувшуюся петлю. Проволока на петле была эластичная из нихрома, и сколько рысь не прыгала и не извивалась, мяукала и рыкала, не отпускала её. Выбившись из сил, рысь, уставшая от борьбы, лежала и смотрела на дальние хребты, заходы и восходы солнца, понимая, что тот многолетний её соратник по выживанию в тайге, которому она ни в чем не мешала его промыслу и ни в чем с ним не конкурировала, устроил ей западню. Шли третьи сутки её мучений.

Рысь изгрызла поводок проволоки, до крови ободрала и губы, и десна, пытаясь освободиться от петли, но все было тщетно. Рысь лежала, не двигаясь на утоптанной ею площадке без сил и ждала своего смертного часа.

Вдруг, она услышала легкие шаги охотника, который шел, по всей вероятности, проверить свои орудия лова. Шаги приближались – это смерть. И тут, собрав свои последние силы, рысь рванулась, и проволока, перекрученная на много восьмерок, лопнула. Рысь, почувствовав свободу, уставшая и измученная, бросилась прочь от подходящего охотника, чтобы никогда – никогда не возвращаться в эти места, много лет служившие ей и кровом, и домом, и не только ей, но и её детенышам.